Стихи Игоря Северянина
Во встречи вдумываясь впроскользь, И от скольжений изнеможен, «Ты, тающая, не из воска ль?» — Я вопрошаю
(этюд) Посв. И.А. Дашкевичу Вам, чьи прекрасные уроки В душе запечатлели след, Вам посвящает эти строки
Он лежал, весь огипсен, Забинтован лежал, И в руке его Ибсен Возмущенно дрожал… Где же гордая личность?
И снова Новый год пред хатой, Где я живу, стряхает снег С усталых ног. Прельшая платой Хозяев, просит
Цветы не думают о людях, Но люди грезят о цветах… Цветы не видят в человеке Того, что видит он в цветке…
Ее уста сближаются с моими В тени от барбарисного куста И делают все чувства молодыми Ее уста.
Себя в глазах Забвенья обесценив И вознеся к Бессмертью фолиант Своих трудов, ушел от нас Тургенев, Угас
Влюбленная в Северный Полюс Норвегия В гордой застыла дремоте. Ленивые лоси! вы серебро-пегие, Ледяное
Если прихоти случайной И мечтам преграды нет, — Розой бледной, розой чайной Воплоти меня, поэт!
Скорбишь ли ты о смерти друга, Отца любимого ль, сестры, — Утешься, добрая подруга, В возмездья веруя поры.
В ту пору я жил в новгородских дебрях. Мне было около десяти. Я ловил рыбу, учился гребле, Мечтал Америку посетить.
Страстно дыша, вся исполнена неги, Ночь подходила в сияньи луны К тихому лесу, в загадочной грусти Оцепеневшему
Воображаю, как вишнево И персиково здесь весной Под пряным солнцем Кишинева, Сверкающего белизной!
Твои горячие кораллы Коснулись бледного чела, Как сладострастная пчела, — И вот в душе звучат хораллы.
Когда ее все обвиняли в скаредности, В полном бездушье, в «себе на уме», Я думал: «Кого кумушки не разбазарят?
Стареющий поэт… Два слова — два понятья. Есть в первом от зимы. Второе — все весна. И если иногда нерадостны
С курьерским, в пять, я радостно приеду К тебе, Олег, и будешь ты опять Встречать меня. Везу тебе победу
Люблю октябрь, угрюмый месяц, Люблю обмершие леса, Когда хромает ветхий месяц, Как половина колеса.
Пошла бродить я по полю И прислонилась к тополю… Смотрю: а рядом перепел Всю воду в луже перепил… Смотрю
Чем больше книг сухих, научных, Тем меньше лирики в сердцах. Чем больше лиц научно-скучных, Тем меньше
Ни холодный свет жемчужины, Ни лазурный тон сапфира Не сравнить с сияньем дюжины Звезд полуночного мира.
Я остановила у эскимосской юрты Пегого оленя, — он поглядел умно. А я достала фрукты И стала пить вино.
На ваш вопрос: «Какие здесь Заметны новые теченья?», Отвечу: как и прежде, смесь Ума с налетом поглупенья.
Шампанского в лилию! Шампанского в лилию! Ее целомудрием святеет оно. Mignon c Escamilio! Mignon c Escamilio!
Я помню вечер, весь свинцовый, В лучах закатного огня, И пальцы грезящей Емцовой, Учившей Скрябину меня.
1 Живет в фарфором дворце Принцесса нежная Мимоза С улыбкой грустной на лице. Живет в фарфоровом дворце…
В ее руке платочек-слезовик, В ее душе — о дальнем боль… О, как ненужен подберезовик! О, как несладок гоноболь!
Мы сбирали с утра землянику, Землянику сбирали с утра. Не устану, не брошу, не кину Находить этот сладкий
Я люблю сердечно, безрассудно, Безотчетно всю, как есть, тебя! Но за что люблю, я знаю смутно, А верней
Пролог Кто говорит, что в реках нет форелей, В лугах — цветов, а в небе синевы, У арфы — струн, у пастухов
Художник, будь художник только, Не умещай в себе дельца, Не раздробляй себя нисколько. Художник, будь
Хочется мне плакать, плакать безнадежно, плакать бесконечно, Плакать о минувшем, плакать о грядущем
Покинь развращенные улицы, Где купля, продажа и сифилис, И, с Божьею помощью, выселясь Из мерзости, в
Ты всегда с голубыми очами Приходила ко мне ночевать… Это было так сладостно-больно, Но не будет, не
Какая тающая нежность! Какая млеющая боль! Что за чеканная небрежность! Что за воздушная фиоль!
Могло б не быть и альманаха, Когда бы не было имен… Тащи пирата иль монаха Для заполненья альманаха
Далеко-далеко, там за скалами сизыми, Где веет пустынями неверный сирокко, Сменяясь цветочными и грезными
Съёженная рябина ржаво-красного тона… Пальчиками голубика с нежной фиолью налета… И ворожба болота… И
Метелит черемуха нынче с утра Пахучею стужею в терем. Стеклянно гуторят пороги Днепра, И в сердце нет
Я, вдовствующая императрица, Сажусь на свой крылатый быстрый бриг И уплываю в море, чтоб укрыться От
Мы познакомились с ней в опере, — в то время, Когда Филина пела полонез. И я с тех пор — в очарованья
Н.А. Тэффи Счастье снежинки — Ландыша с Сирьюса — В таяньи алом… Будут поминки В сердце у ириса, Лунно-линялом.
Утреет. В предутреннем лепете Льнет рыба к свинцовому грузику. На лилий похожи все лебеди, И солнце похоже
Мы шли по Нарве под конвоем, Два дня под арестом пробыв. Неслась Нарова с диким воем, Бег ото льда освободив.
Поэма Лохвицкой «У моря», Где обрисован Петергоф, Мне грезы красочно узоря, Волшбит меня ажуром строф.
Живи, Живое! Под солнца бубны Смелее, люди, в свой полонез! Как плодоносны, как златотрубны Снопы ржаные
Рыцарям честным идейного мужества, Всем за свободу свершившим чудесное, Павшим со славой за дело содружества
Угасала тихо, угасала ясно, Как звезда при встрече жданного луча. Смерть ее бессмертна! смерть ее прекрасна!
— Выпьем за наших любимых-ненавистных! — сказал мне как-то Бальмонт Цветет сирень, благоухая, Томя, и
1 Маленькая беженка (Род не без скуфьи!..) Молвила разнеженно: — Знаете Тэффи? Катеньке со станции Очень