Стихи Иннокентия Анненского
Какой тяжелый, темный бред! Как эти выси мутно-лунны! Касаться скрипки столько лет И не узнать при свете струны!
Полюбил бы я зиму, Да обуза тяжка… От нее даже дыму Не уйти в облака. Эта резанность линий, Этот грузный
Среди миров, в мерцании светил Одной Звезды я повторяю имя… Не потому, чтоб я Ее любил, А потому, что
Довольно дел, довольно слов, Побудем молча, без улыбок, Снежит из низких облаков, А горний свет уныл и зыбок.
Dors, dors, mon enfant! Не буди его в тусклую рань, Поцелуем дремоту согрей… Но сама — вcя дрожащая —
От душной копоти земли Погасла точка огневая, И плавно тени потекли, Контуры странные сливая.
Нависнет ли пламенный зной Иль, пенясь, расходятся волны, Два паруса лодки одной, Одним и дыханьем мы полны.
Падает снег, Мутный и белый и долгий, Падает снег, Заметая дороги, Засыпая могилы, Падает снег… Белые
В раздельной четкости лучей И в чадной слитности видений Всегда над нами — власть вещей С ее триадой
Ночь не тает. Ночь как камень. Плача, тает только лед, И струит по телу пламень Свой причудливый полет.
Мне всегда открывается та же Залитая чернилом страница. Я уйду от людей, но куда же, От ночей мне куда
Простимся, море… В путь пора. И ты не то уж: всё короче Твои жемчужные утра, Длинней тоскующие ночи
Есть книга чудная, где с каждою страницей Галлюцинации таинственно свиты: Там полон старый сад луной
В гроздьях розово-лиловых Безуханная сирень В этот душно-мягкий день Неподвижна, как в оковах.
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА Посейдон (II) Кассандра (III) Афина (I) Андромаха (III) Гекуба (I) Менелай (II) Хор
ПЕро нашло мозоль… К покою нет возврата: ТРУдись, как А-малю, ломая А-кростих, ПО ТЕМным вышкам… Вон!
Над синим мраком ночи длинной Не властны горние огни, Но белы скаты и долина. — Не плачь, не плачь, моя
«Милая, милая, где ж ты была Ночью, в такую метелицу?» — Горю и ночью дорога светла, К дедке ходила на мельницу.
Ни яркий май, ни лира Фруга, Любви послушная игла На тонкой ткани в час досуга Вам эту розу родила.
До сих пор это — светлая фея С упоительной лирой Орфея, Для меня это — старый мудрец. По лицу его тяжко
У звезд я спрашивал в ночи: «Иль счастья нет и в жизни звездной?» Так грустны нежные лучи Средь этой
1. Тоска маятника Неразгаданным надрывом Подоспел сегодня срок; В стекла дождик бьет порывом, Ветер пробует крючок.
Обряд похоронный там шел, Там свечи пылали и плыли, И крался дыханьем фенол В дыханья левкоев и лилий.
Какой кошмар! Всё та же повесть… И кто, злодей, ее снизал? Опять там не пускали совесть На зеркала вощеных
Над ризой белою, как уголь волоса, Рядами стройными невольницы плясали, Без слов кристальные сливались
Узорные ткани так зыбки, Горячая пыль так бела,- Не надо ни слов, ни улыбки: Останься такой, как была;
Сквозь листву просвет оконный Синью жгучею залит, И тихонько ветер сонный Волоса мне шевелит… Не доделан
Желтый пар петербургской зимы, Желтый снег, облипающий плиты… Я не знаю, где вы и где мы, Только знаю
Бесследно канул день. Желтея, на балкон Глядит туманный диск луны, еще бестенной, И в безнадежности распахнутых
Вот она — долинка, Глуше нет угла,— Ель моя, елинка! Долго ж ты жила… Долго ж ты тянулась К своему оконцу
Июльский день прошел капризно, ветреный и облачный: то и дело, из тучи ли, или с деревьев, срываясь
И от песни, что сердце лелеет, Зной печали слезой освежая, Сладкозвучная песнь уцелеет, — Но для мира чужая.
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА Эфра, мать Тесея (III) Вестник (III) Хор — аргосские матери и их служанки Эвадна, вдова
Вале Хмара-Барщевскому Где б ты ни стал на корабле, У мачты иль кормила, Всегда служи своей земле: Она
О ты, которая на миг мне воротила Цветы весенние, благословенна будь. Люблю я, лучший сон вздымает сладко
То полудня пламень синий, То рассвета пламень алый, Я ль устал от четких линий Солнце ль самое устало…
(Пластинка для граммофона) Как эта улица пыльна, раскалена! Что за печальная, о Господи, сосна!
(Моей garde-malade) Сиделке (фр.). Просвет зелено-золотистый С кусочком голубых небес — Весь полный утра
Белеет Истина на черном дне провала. Зажмурьтесь, робкие, а вы, слепые, прочь! Меня безумная любовь околдовала
1. Зимнее небо Талый снег налетал и слетал, Разгораясь, румянились щеки. Я не думал, что месяц так мал
1. Перебой ритма Сонет Как ни гулок, ни живуч — Ям — — б, утомлен и он, затих Средь мерцаний золотых
На синем куполе белеют облака, И четко ввысь ушли кудрявые вершины, Но пыль уж светится, а тени стали
Не я, и не он, и не ты, И то же, что я, и не то же: Так были мы где-то похожи, Что наши смешались черты.
Молот жизни, на плечах мне камни дробя, Так мучительно груб и тяжел, А ведь, кажется, месяц еще не прошел
Сонет Творящий дух и жизни случай В тебе мучительно слиты, И меж намеков красоты Нет утонченней и летучей…
Светилась колдуньина маска, Постукивал мерно костыль… Моя новогодняя сказка, Последняя сказка, не ты ль?
Погасла последняя краска, Как шепот в полночной мольбе… Что надо, безумная сказка, От этого сердца тебе?
Еще горят лучи под сводами дорог, Но там, между ветвей, все глуше и немее: Так улыбается бледнеющий игрок
(музыкальный термин, означающий постепенное убывание звучности.) Из тучи с тучей в безумном споре Родится
Солнца в высях нету. Дымно там и бледно, А уж близко где-то Луч горит победный. Но без упованья Тонет