Стихи Иннокентия Анненского
Среди миров, в мерцании светил Одной Звезды я повторяю имя… Не потому, чтоб я Ее любил, А потому, что
Какой тяжелый, темный бред! Как эти выси мутно-лунны! Касаться скрипки столько лет И не узнать при свете струны!
Полюбил бы я зиму, Да обуза тяжка… От нее даже дыму Не уйти в облака. Эта резанность линий, Этот грузный
Довольно дел, довольно слов, Побудем молча, без улыбок, Снежит из низких облаков, А горний свет уныл и зыбок.
Dors, dors, mon enfant! Не буди его в тусклую рань, Поцелуем дремоту согрей… Но сама — вcя дрожащая —
Скажите, что сталось со мной? Что сердце так жарко забилось? Какое безумье волной Сквозь камень привычки
О, как я чувствую накопленное бремя Отравленных ночей и грязно-бледных дней! Вы, карты, есть ли что в
Цвести средь немолчного ада То грузных, то гулких шагов, И стонущих блоков, и чада, И стука бильярдных шаров.
Под грозные речи небес Рыдают косматые волны, А в чаще, презрения полный, Хохочет над бурею бес.
Наша улица снегами залегла, По снегам бежит сиреневая мгла. Мимоходом только глянула в окно, И я понял
По бледно-розовым овалам, Туманом утра облиты, Свились букетом небывалым Стального колера цветы.
Небо нас совсем свело с ума: То огнем, то снегом нас слепило, И, ощерясь, зверем отступила За апрель
Давно меж листьев налились Истомой розовой тюльпаны, Но страстно в сумрачную высь Уходит рокот фортепьянный.
В дальнем закоулке Дед стоит седой И шарманку вертит Дряхлою рукой. П_о_ снегу да б_о_сый Еле бродит
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА Гермес (III) Старик — дядька Креусы (III) Ион, сын Феба и Креусы (I) Раб Креусы (III)
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА в порядке их появления на сцену Микенский пахарь (III) Старый дядька Агамемнона (III)
Там на портретах строги лица, И тонок там туман седой, Великолепье небылицы Там нежно веет резедой.
Среди полуденной истомы Покрылась ватой бирюза… Люблю сквозь первые симптомы Тебя угадывать, гроза… На
Нет, я не хочу внушать вам сострадания. Пусть лучше буду я вам даже отвратителен. Может быть, и себя
Глухая дорога. Колокольчик в зимнюю ночь рассказывает путнику свадебную историю. Динь-динь-динь, Дини-дини…
Призрачна высь. Своим доспехом медным Средь ярких звезд и ласковых планет Горит луна. А здесь, на поле
1. Черная весна (Тает) Под гулы меди — гробовой Творился перенос, И, жутко задран, восковой Глядел из
1 Маки Веселый день горит… Среди сомлевших трав Все маки пятнами — как жадное бессилье, Как губы, полные
Обручена рассвету Печаль ее рулад… Как я игрушку эту Не слушать был бы рад… Пусть завтра будет та же
Пока в тоске растущего испуга Томиться нам, живя, еще дано, Но уж сердцам обманывать друг друга И лгать
Тупые звуки вспышек газа Над мертвой яркостью голов, И скуки черная зараза От покидаемых столов, И там
Если тело твое христиане, Сострадая, земле предадут, Это будет в полночном тумане, Там, где сорные травы растут.
Я знал, что она вернется И будет со мной — Тоска. Звякнет и запахнется С дверью часовщика… Сердца стального
Камни млеют в истоме, Люди залиты светом, Есть ли города летом Вид постыло-знакомей? В трафарете готовом
Девиз Таинственной похож На опрокинутое 8: Она — отраднейшая ложь Из всех, что мы в сознаньи носим.
Над высью горной Тишь. В листве, уж черной, Не ощутишь Ни дуновенья. В чаще затих полет… О, подожди!
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА Силен (III) Киклоп (I) Хор сатиров Статисты: спутники Одиссей (II) Одиссея и рабы Киклопа.
За картой карта пали биты, И сочтены ее часы, Но, шелком палевым прикрыты, Еще зовут ее красы… И этот
Умолк в тумане золотистом Кудрявый сад, и птичьим свистом Он до зари не зазвучит; Певуний утомили хоры
Мечту моей тоскующей любви Твои глаза с моими делят немо… О белая, о нежная, живи! Тебя сорвать мне страшно
Н. С. Гумилеву Меж нами сумрак жизни длинной, Но этот сумрак не корю, И мой закат холодно-дынный С отрадой
Этого быть не может, Это — подлог… День так тянулся и дожит, Иль, не дожив, изнемог?.. Этого быть не
Когда б я Богом стал, земля Эдемом стала б, И из лучистых глаз, сияя, как кристалл, Лишь слезы счастия
1. Дождик Вот сизый чехол и распорот,- Не все ж ему праздно висеть, И с лязгом асфальтовый город Хлестнула
1. Тоска отшумевшей грозы Сердце ль не томилося Желанием грозы, Сквозь вспышки бело-алые? А теперь влюбилося
Бывает час в преддверьи сна, Когда беседа умолкает, Нас тянет сердца глубина, А голос собственный пугает
Не мастер Тира иль Багдата, Лишь девы нежные персты Сумели вырезать когда-то Лилеи нежные листы,- С тех
Неустанно ночи длинной Сказка черная лилась, И багровый над долиной Загорелся поздно глаз; Видит: радуг
Короли, и валеты, и тройки! Вы так ласково тешите ум: От уверенно-зыбкой постройки До тоскливо замедленных
Сердце дома. Сердце радо. А чему? Тени дома? Тени сада? Не пойму. Сад старинный, всё осины — тощи, страх!
Уже лазурь златить устала Цветные вырезки стекла, Уж буря светлая хорала Под темным сводом замерла;
Ты опять со мной, подруга осень, Но сквозь сеть нагих твоих ветвей Никогда бледней не стыла просинь
В ароматном краю в этот день голубой Песня близко: и дразнит, и вьется; Но о том не спою, что мне шепчет
(ОД. II, 8) Когда б измена красу губила, Моя Барина, когда бы трогать То зубы тушью она любила, То гладкий
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА Ифигения (I) Пастух (III) Орест (II) Фоант (II) Пилад (III) Вестник (III) Хор из 15