Басни Крылова Ивана
Жил в городе богач, по имени Мирон. Я имя вставил здесь не с тем, чтоб стих наполнить; Нет, этаких людей
Когда чины невежа ловит, Не счастье он себе, погибель тем готовит. Осел добился в знатный чин.
Господь воцарися, да радуется земля. Взыграй, вся дышушая плоть! Днесь воцарился твой господь.
Счастливы басенки мои в руках твоих, Люби и жалуй их, И если иногда стихи мои не гладки, Читая их в кругу
Возлюблю тя, господи, крепосте моя К тебе, мой бог великий, вечный, Желанья все мои парят, Сквозь тьму
Какой-то Рыцарь встарину, Задумавши искать великих приключений, Собрался на войну Противу колдунов и
Когда-то вздумалось Мышам себя прославить И, несмотря на кошек и котов, Свести с ума всех ключниц, поваров
Действующие лица Терей, фракийский царь. Прогнея, супруга его. Ифис, сын их. Филомела, сестра Прогнеи.
«Ты ль это, Буало?.. Какой смешной наряд! Тебя узнать нельзя: совсем переменился!» — Молчи!
У Льва служила Белка, Не знаю, как и чем; но дело только в том, Что служба Белкина угодна перед Львом;
«Прощай, соседка!» Волк Кукушке говорил: «Напрасно я себя покоем здесь манил! Всё те ж у вас и люди
За милую прелестну кружку, Которой отвожу свою от жажды душку, С которой только что не сплю И так люблю
Горшок с Котлом большую дружбу свел, Хотя и познатней породою Котел, Но в дружбе что за счет? Котел горой за свата;
Мужик, избу рубя, на свой Топор озлился; Пошел топор в-худых; Мужик взбесился: Он сам нарубит вздор
По дебрям гнался Лев за Серной; Уже ее он настигал И взором алчным пожирал Обед себе в ней сытный, верный.
Мой друг, когда бы был ты бог, Ты б глупости такой сказать не мог.
У Рифмохвата Случилося гостей полна палата; Но он, имея много дум, На прозе и стихах помешанный свой
Зефир с ракитников пушистых Аврорин бисер[1] осыпал; На озере в зыбях струистых Всходящий солнца луч играл.
Как часто говорят в делах: еще успею. Но надобно признаться в том, Что это говорят, спросяся не с умом
Смягчи, о боже! гнев твой ярый, Вины души моей забудь; И молний уклони удары, В мою направленные грудь!
Се Александр, краса царей, Царь по рождению России, им блаженной, По доблести ж своей Достойный быть
Граф Дубовой. Госпожа Новомодова, его любовница. Рифмохват сочинитель. Андрей, егерь графа.
На укоризну мы Фортуне тароваты; Кто не в чинах, кто не богат; За всё, про всё ее бранят; А поглядишь
Как утром на цветах весенняя роса. Едва она на сей земле блеснула, С улыбкою на здешний мир взглянула
Отчего сей свист унылый, Житель рощей, друг полей? Не из города ль, мой милый, Прилетел ты, соловей?
Синица на море пустилась: Она хвалилась, Что хочет море сжечь. Расславилась тотчас о том по свету речь.
Был в древности народ, к стыду земных племен, Который до того в сердцах ожесточился, Что противу богов
Орел Из-под небес на стадо налетел И выхватил ягненка, А ворон молодой вблизи на то смотрел.
Змея лежала под колодой И злилася на целый свет; У ней другого чувства нет, Как злиться: создана уж так
В каком-то доме был Скворец, Плохой певец; Зато уж философ презнатный, И свел с Котенком дружбу он.
У мужика, большого эконома, Хозяина зажиточного дома, Собака нанялась и двор стеречь, И хлебы печь, И
В саду у барина в пруде, В прекрасной ключевой воде, Лещи водились. Станицами они у берегу резвились
Уже близка минута Разлуки моея; Прости, прости, Анюта, Уж скоро еду я. Расставшися с тобою, Расстанусь
Доколь, сын гордыя Юноны[1], Враг свойства мудрых — тишины, Ничтожа естества законы, Ты станешь возжигать войны?
Когда из Греции вон выгнали богов И по мирянам их делить поместья стали[1], Кому-то и Парнас тогда отмежевали;
Из малой искры став пожаром, Огонь, в стремленьи яром, По зданьям разлился в глухой полночный час.
С разбором выбирай друзей. Когда корысть себя личиной дружбы кроет,— Она тебе лишь яму роет.
Позволь плененному тобою, Любовь! мне кисть на время взять, И наполняй меня собою, Хочу Темиру я писать.
Коль в доме станут воровать, А нет прилики вору, То берегись клепать, Или наказывать всех сплошь и без
Под камнем сим лежит прегнусный корсиканец, Враг человечества, враг бога, самозванец, Который кровию