Стихотворения в прозе Тургенева

Во дни сомнений, во дни тягостных раздумий о судьбах моей родины, — ты один мне поддержка и опора, о

Я видел спор двух близнецов. Как две капли воды походили они друг на друга всем: чертами лица, их выражением

Где-то, когда-то, давно-давно тому назад, я прочел одно стихотворение. Оно скоро позабылось мною… но

Я возвращался с охоты и шел по аллее сада. Собака бежала впереди меня. Вдруг она уменьшила свои шаги

Я проходил по улице… меня остановил нищий, дряхлый старик. Воспаленные, слезливые глаза, посинелые губы

Когда при мне превозносят богача Ротшильда, который из громадных своих доходов уделяет целые тысячи на

Нас двое в комнате: собака моя и я. На дворе воет страшная, неистовая буря. Собака сидит передо мною

— Что значат эти стоны? — Я страдаю, страдаю сильно. — Слыхал ли ты плеск ручья, когда он толкается о каменья?

— Почему вы так дорожите бессмертием души? — спросил я. — Почему? Потому что я буду тогда обладать Истиной

Опять я лежу в постели… опять мне не спится. То же летнее раннее утро охватывает меня со всех сторон;

Мы были когда-то короткими, близкими друзьями… Но настал недобрый миг — и мы расстались, как враги.

На грязи, на вонючей сырой соломе, под навесом ветхого сарая, на скорую руку превращенного в походный

— Это случилось в 1805 году, — начал мой старый знакомый, — незадолго до Аустерлица. Полк, в котором

— Я проживал тогда в Швейцарии… Я был очень молод, очень самолюбив — и очень одинок. Мне жилось тяжело —

Мне смешно… и я дивлюсь на самого себя. Непритворна моя грусть, мне действительно тяжело жить, горестны

Роскошная, пышно освещенная зала; множество кавалеров и дам. Все лица оживлены, речи бойки… Идет трескучий

Когда меня не будет, когда всё, что было мною, рассыплется прахом, — о ты, мой единственный друг, о ты

Что я буду думать тогда, когда мне придется умирать, — если я только буду в состоянии тогда думать?

Писатель сидел у себя в комнате за рабочим столом. Вдруг входит к нему критик. — Как! — воскликнул он, —

Куда мне деться? Что предпринять? Я как одинокая птица без гнезда… Нахохлившись, сидит она на голой

Я видел перерубленного гада. Облитый сукровицей и слизью собственных извержений, он еще корчился и, судорожно

Осужденный на вечное заточенье узник вырвался из тюрьмы и стремглав пустился бежать… За ним по пятам

Я знавал одного монаха, отшельника, святого. Он жил одною сладостью молитвы — и, упиваясь ею, так долго

Последние дни августа… Осень уже наступала. Солнце садилось. Внезапный порывистый ливень, без грому и

Чернорабочий Что ты к нам лезешь? Чего тебе надо? Ты не наш… Ступай прочь! Белоручка Я ваш, братцы!

День за днем уходит без следа, однообразно и быстро. Страшно скоро помчалась жизнь, — скоро и без шума

Когда я один, совсем и долго один — мне вдруг начинает чудиться, что кто-то другой находится в той же

Она протянула мне свою нежную, бледную руку… а я с суровой грубостью оттолкнул ее. Недоумение выразилось

Высокая костлявая старуха с железным лицом и неподвижно-тупым взором идет большими шагами и сухою, как

Я стоял перед цепью красивых гор, раскинутых полукругом; молодой зеленый лес покрывал их сверху донизу.

Какая ничтожная малость может иногда перестроить всего человека! Полный раздумья, шел я однажды по большой дороге.

— Если вы желаете хорошенько насолить и даже повредить противнику, — говорил мне один старый пройдоха

Вблизи большого города, по широкой проезжей дороге шел старый, больной человек. Он шатался на ходу;

Однажды Верховное Существо вздумало задать великий пир в своих лазоревых чертогах. Все добродетели были

Я плыл из Гамбурга в Лондон на небольшом пароходе. Нас было двое пассажиров: я да маленькая обезьяна

По улице столицы мчится вприпрыжку молодой еще человек. Его движенья веселы, бойки; глаза сияют, ухмыляются

Я читал байроновского «Манфреда»… Когда я дошел до того места, где дух женщины, погубленной Манфредом

Я вижу громадное здание. В передней стене узкая дверь раскрыта настежь; за дверью — угрюмая мгла.

Я стоял на вершине пологого холма; передо мною — то золотым, то посеребренным морем — раскинулась и пестрела

Все говорят: любовь — самое высокое, самое неземное чувство. Чужое я внедрилось в твое: ты расширен —

Я шел по широкому полю, один. И вдруг мне почудились легкие, осторожные шаги за моей спиною… Кто-то шел

Я сидел у раскрытого окна… утром, ранним утром первого мая. Заря еще не занималась; но уже бледнела

В нем было всё нужное для того, чтобы сделаться бичом своей семьи. Он родился здоровым; родился богатым —

О чем бы ни молился человек — он молится о чуде. Всякая молитва сводится на следующую: «Великий боже

Настали темные, тяжелые дни… Свои болезни, недуги людей милых, холод и мрак старости… Всё, что ты любил

У меня был товарищ — соперник; не по занятиям, не по службе или любви; но наши воззрения ни в чем не

Снилось мне, что сидит нас человек двадцать в большой комнате с раскрытыми окнами. Между нами женщины

Как пуст, и вял, и ничтожен почти всякий прожитой день! Как мало следов оставляет он за собою!

Я боюсь, я избегаю фразы; но страх фразы — тоже претензия. Так, между этими двумя иностранными словами

«О моя молодость! о моя свежесть!» — восклицал и я когда-то. Но когда я произносил это восклицание —