Стихи Константина Случевского

Всё юбилеи, юбилеи… Жизнь наша кухнею разит! Судя по ним, людьми большими Россия вся кишмя кишит;

Ветер сотни на три одинокий, Готовясь в дебрях потонуть, Бежит на север неширокий, Почти всегда пустынный путь.

В костюме светлом Коломбины Лежала мертвая она, Прикрыта вскользь, до половины, Тяжелой завесью окна.

Да, нет сомненья в том, что жизнь идет вперед, И то, что сделано, то сделать было нужно. Шумит, работает

Где нам взять весёлых звуков, Как с веселой песней быть? Грусти дедов с грустью внуков Нам пока не разобщить…

Не знал я, что разлад с тобою, Всю жизнь разбивший пополам, Дохнет нежданной теплотою Навстречу поздним сединам.

Ты часто так на снег глядела, Дитя архангельских снегов, Что мысль в очах обледенела И взгляд твой холодно суров.

Скажи мне, зачем ты так смотришь Такими большими глазами, Скажи мне, зачем ты так плачешь И грудь надрываешь слезами?

Да, трудно избежать для множества людей Влиянья творчеством отмеченных идей, Влиянья Рудиных, Раскольниковых

Нет, жалко бросить мне на сцену Творенья чувств и дум моих, Чтобы заимствовать им цену От сил случайных

Ты тут жила! Зимы холодной Покров блистает серебром; Калитка, ставшая свободной, Стучит изломанным замком. Я стар!

У старой мечети гробницы стоят,- Что сестры родные, столпились; Тут ханские жены рядами лежат И сном

Где бы ни упало подле ручейка Семя незабудки, синего цветка,- Всюду, чуть с весною загудит гроза, Взглянут

Не помериться ль мне с морем? Вволю, всласть души? Санки крепки, очи зорки. Кони хороши… И несчитанные

Что тут писано, писал совсем не я,- Оставляла за собою жизнь моя; Это — куколки от бабочек былых, След

Ночь. Темно. Глаза открыты, И не видят, но глядят; Слышу, жаркие ланиты Тонким бархатом скользят.

Да, ночью летнею, когда заря с зарею Соприкасаются, сойдясь одна с другою, С особой ясностью на памяти

Есть страшные ночи, их бог посылает Карать недостойных и гордых сынов, В них дух человека скорбит, изнывает

Я видел свое погребенье. Высокие свечи горели, Кадил непроспавшийся дьякон, И хриплые певчие пели.

В древней Греции бывали Состязанья красоты; Старики в них заседали, Старики — как я да ты. Дочь твоя

Здесь счастлив я, здесь я свободен,— Свободен тем, что жизнь прошла, Что ни к чему теперь не годен, Что

По крутым по бокам вороного Месяц блещет, вовсю озарил! Конь! Поведай мне доброе слово! В сказках конь

Упала молния в ручей. Вода не стала горячей. А что ручей до дна пронзен, Сквозь шелест струй не слышит он.

Под окошком я стою И под нос себе пою, И в окошко я гляжу, И от холода дрожу. В длинной комнате светло

И вот сижу в саду моем тенистом И пред собой могу воспроизвести Как это будет в час, когда умру я, Как

Светлой искоркой в окошко Месяц к девушке глядит… «Отвори окно немножко»,- Месяц тихо говорит.

Я ласкаю тебя, как ласкается бор Шумной бурею, в темень одетой! Налетает она, покидая простор, На устах

И они в звуках песни, как рыбы в воде, Плавали, плавали! И тревожили ночь, благовонную ночь, Звуками, звуками!

Из моих печалей скромных, Не пышны, не высоки, Вы, непрошены, растете, Песен пестрые цветки.

Спит пращур городов! А я с горы высокой Смотрю на очерки блестящих куполов, Стремящихся к звездам над

Я сказал ей: тротуары грязны, Небо мрачно, все уныло ходят… Я сказал, что дни однообразны И тоску на

Я люблю тебя, люблю неудержимо, Я стремлюсь к тебе всей, всей моей душой! Сердцу кажется, что мир проходит

В роще дубовой, в соседстве Эвбейского моря, Жил с молодою женою, без слез и без горя, Старый Алоэ.

Полдневный час. Жара гнетет дыханье; Глядишь, прищурясь,- блеск глаза слезит, И над землею воздух в колебанье

В час смерти я имел немало превращений… В последних проблесках горевшего ума Скользило множество таинственных

Твоя слеза меня смутила… Но я, клянусь, не виноват! Страшна условий жизни сила, Стеной обычаи стоят.

Каких-нибудь пять-шесть дежурных фраз; Враждебных клик наскучившие схватки; То жар, то холод вечной лихорадки

Полдень. Баба белит хату. Щеки, руки, грудь, спина — Перемазаны в белилах, Точно вся из полотна.

Весла спустив, мы катились, мечтая, Сонной рекою по воле челна; Наши подвижные тени, качая, Спать собираясь

Когда, приветливо и весело ласкаясь, Глазами, полными небесного огня, Ты, милая моя, головкой наклоняясь

Ты понимаешь ли последнее прости? Мир целый рушится и новый возникает… Найдутся ль в новом светлые пути?

Всюду ходят приведенья… Появляются и тут; Только все они в доспехах, В шлемах, в панцирях снуют.

Какое дело им до горя моего? Свои у них, свои томленья и печали! И что им до меня и что им до него?

Рано, рано! Глаза свои снова закрой И вернись к неоконченным снам! Ночь, пришлец-великан, разлеглась

Вот Новый год нам святцы принесли. Повсюду празднуют минуту наступленья, Молебны служат, будто бы ушли

Кому же хочется в потомство перейти В обличье старика! Следами разрушений Помечены в лице особые пути

Свобода торговли, опека торговли — Два разные способа травли и ловли: Всегда по закону, в угоду купцу

Они тень Гамлета из гроба вызывают, Маркиза Позы речь на музыку кладут, Христа Спасителя для сцены сочиняют

Мне ее подарили во сне; Я проснулся — и нет ее! Взяли!.. Слышу: ходят часы на стене,- Встал и я, потому

Я яд дурмана напущу В сердца людей, пускай их точит! В пеньку веревки мысль вмещу Для тех, кто вешаться захочет!