Короткие стихи Иосифа Бродского

Шум ливня воскрешает по углам салют мимозы, гаснущей в пыли. И вечер делит сутки пополам, как ножницы

Уезжай, уезжай, уезжай, так немного себе остается, в теплой чашке смертей помешай эту горечь и голод, и солнце.

Ни тоски, ни любви, ни печали, ни тревоги, ни боли в груди, будто целая жизнь за плечами и всего полчаса впереди.

Пора давно за все благодарить, за все, что невозможно подарить когда-нибудь, кому-нибудь из вас и улыбнуться

Сначала в бездну свалился стул, потом — упала кровать, потом — мой стол. Я его столкнул сам.

Предпоследний этаж раньше чувствует тьму, чем окрестный пейзаж; я тебя обниму и закутаю в плащ, потому

Как жаль, что тем, чем стало для меня твоё существование, не стало моё существование для тебя.

Сравни с собой или примерь на глаз любовь и страсть и — через боль — истому. Так астронавт, пока летит

Розы, герань, гиацинты, пионы, сирень, ирис — на страшный их гроб из цинка — розы, герань, нарцисс, лилии

В кустах Финляндии бессмертной, где сосны царствуют сурово, я полон радости несметной, когда залив и

Ноябрьским днём, когда защищены от ветра только голые деревья, а всё необнажённое дрожит, я медленно

Заморозки на почве и облысенье леса, небо серое цвета кровельного железа. Выходя во двор нечётного октября

С точки зрения воздуха, край земли всюду. Что, скашивая облака, совпадает — чем бы не замели следы —

Слепые блуждают ночью. Ночью намного проще. Перейти через площадь. Слепые живут наощупь. Наощупь, трогая

Аеre perennius* Приключилась на твердую вещь напасть: будто лишних дней циферблата пасть отрыгнула назад

Октябрь — месяц грусти и простуд, а воробьи — пролетарьят пернатых — захватывают в брошенных пенатах

Я не то что схожу с ума, но устал за лето. За рубашкой в комод полезешь, и день потерян. Поскорей бы

Ты знаешь, с наступленьем темноты пытаюсь я прикидывать на глаз, отсчитывая горе от версты, пространство

Тихотворение мое, мое немое, однако, тяглое — на страх поводьям, куда пожалуемся на ярмо и кому поведаем

На вас не поднимается рука. И я едва ль осмелюсь говорить, каким еще понятием греха сумею этот сумрак озарить.

Этой силы прошу в небе твоем пресветлом. Небу нету конца. Но и любви конца нет. Пусть все то, что тогда

Узнаю этот ветер, налетающий на траву, под него ложащуюся, точно под татарву. Узнаю этот лист, в придорожную

Вполголоса — конечно, не во весь — прощаюсь навсегда с твоим порогом. Не шелохнется град, не встрепенется