Короткие стихи для заучивания наизусть
Говорящий правду весь свой век Самый храбрый в мире человек.
Есть поговорка: «С милым по душе Рай будет всюду, даже в шалаше». Но сколько этот нищий «рай» продлится
Когда мы верны и живем, как скромницы, Тогда жены, напротив, вовсю нескромны. Но чем чаще нам дарят сердца
«Маленькие детки — маленькие бедки». Поговорке этой много-много лет. А большие детки, то какие бедки?
Нет, друзья не там, где за столом Друг за друга тосты возглашают. Дружба там, где заслонят плечом, Где
Он мягок, он тих, он слабее баб. К чему говорить подробнее! Но только он слаб не затем, что слаб, А просто
Колдун снимает порчу, снимет сглаз. Но для чего нам этакие корчи? Куда важнее было бы для нас, Когда
Смеюсь над приметой, не верю в пророчество. Но знаю, что днем, и в кромешной мгле Самый когтистый зверь
Ты все рвешься держать меня столько лет В черном теле. Смотри, не пришлось бы каяться. В черном теле
Хоть в области знаний критерии зыбки, Но в чем-то мы можем и разобраться: Дурак защищает свои ошибки
Шагаем по годам, как по ступеням. Не надо ныть, что тяжек наш подъем. Коль новой вдруг ступеньки не найдем
Оставь, смущенный дух, презрение сует И представляй себе благополучным свет. Смотри, коль ясный день
Смеркалось, жаркий день бледнел неуловимо, Над озером туман тянулся полосой, И кроткий образ твой, знакомый
Окапывали вишни. Сергей сказал: — Я лишний. Пять деревьев, пять ребят — Я напрасно вышел в сад.
Я не то что схожу с ума, но устал за лето. За рубашкой в комод полезешь, и день потерян. Поскорей бы
Друг сердечный мне намедни говорил: По тебе я, красна девица, изныл, На жену свою взглянуть я не хочу
Minister vetuli, puer. Пьяной горечью Фалерна Чашу мне наполни, мальчик! Так Постумия велела, Председательница оргий.
Как сатирой безымянной Лик зоила я пятнал, Признаюсь: на вызов бранный Возражений я не ждал.
Душа моя Павел, Держись моих правил: Люби то-то, то-то, Не делай того-то. Кажись, это ясно.
Полу-фанатик, полу-плут; Ему орудием духовным Проклятье, меч, и крест, и кнут. Пошли нам, господи, греховным
Красноречивый забияка, Повеса, пламенный поэт
Небо Италии, небо Торквата, Прах поэтический древнего Рима, Родина неги, славой богата, Будешь ли некогда
Я тебя с ладони сдуну, Чтоб не повредить пыльцу. Улетай за эту дюну. Лето близится к концу.
Мордеем, друг. Подруги молодеют. Не горячитесь. Опробуйте своей моделью как «анти» превращается в античность.
Я уйду. И заставлю себя Тосковать по тебе И представлю Голубую веселую ставню, Свет в окне, Где оставлю тебя.
Как всё вокруг сурово, снежно, Как этот вечер сиз и хмур! В морозной мгле краснеют окна нежно Из деревенских
У нас за робостью лица Скрывается иное. Мы непокорные сердца. Мы молоды. Нас трое. Мы за уроком так тихи
Глубь небес опять ясна, Пахнет в воздухе весна, Каждый час и каждый миг Приближается жених.
Гуляет ветреный кистень По золотому войску нив. Что было утро, стало день. Блажен, кто утром был ленив.
О, достоевскиймо бегущей тучи! О, пушкиноты млеющего полдня! Ночь смотрится, как Тютчев, Безмерное замирным полня.
Отчего сей свист унылый, Житель рощей, друг полей? Не из города ль, мой милый, Прилетел ты, соловей?
В каждых сутках есть такой Смутный и тревожный час. Громко говорю с тоской, Не раскрывши сонных глаз.
Дано мне тело — что мне делать с ним, Таким единым и таким моим? За радость тихую дышать и жить Кого
Читайте железные книги! Под флейту золоченой буквы полезут копченые сиги и золотокудрые брюквы.
Рос яркий Мухомор среди лесной полянки. Бросался всем в глаза его нахальный вид: — Смотрите на меня!
Иль я не знаю, что, в потемки тычась, Вовек не вышла б к свету темнота, И я — урод, и счастье сотен тысяч
Сон лилея, лиловеет запад дня. Снова сердце для рассудка западня. Только вспомню о тебе — к тебе влечет.
Равновесие О мирный селянин! в твоем жилище нет Ни злата, ни сребра; но ты счастлив стократно: С любовью
Блажен, кто в отдаленной сени, Вдали взыскательных невежд, Дни делит меж трудов и лени, Воспоминаний и надежд;
Не веровал я троице доныне: Мне бог тройной казался все мудрен; Но вижу вас и, верой одарен, Молюсь трем
Что с тобой, скажи мне, братец? Бледен ты, как святотатец, Волоса стоят горой! Или с девой молодой Пойман
Ваш дед портной, ваш дядя повар, А вы, вы модный господин, — Таков об вас народный говор, И дива нет
Чему молилась ты с любовью, Что как святыню берегла, Судьба людскому суесловью На поруганье предала.
Когда бы я недвижным трупом Лежал, устав от бытия,— Людским страстям, простым и грубым, Уж неподвластен был бы я.
Самое красивое, Самое желанное, Самое счастливое, Самое нежданное.
У профессиональных игроков Любая масть ложится перед червой. Так век двадцатый — лучший из веков — Как
А про неё слыхал слегка, Что рядом нет уже Санька, Что перед ней швейцары двери Лбом отворяют;
Говорят в Одессе дети О каком-то диссиденте: Звать мерзавца — Говнан Виля, На Фонтане, семь, живёт, Родом
Знать бы всё до конца бы и сразу б Про измену, тюрьму и рочок, Но… друзей моих пробуют на зуб, Но… цепляют
Надо с кем-то рассорить кого-то. Только с кем и кого? Надо сделать трагичное что-то. Только что, для чего?