Короткие стихи для заучивания наизусть

Развратник, радуясь, клевещет, Соблазн по городу гремит, А он, хохоча, рукоплещет…

Тому одно, одно мгновенье Она цвела, свежа, пышна — И вот уж вянет — и опалена Иль жар твоей груди Младую

Если в жизни поднебесной Существует дух прелестный, То тебе подобен он; Я скажу тебе резон: Невозможно!

Семейственной любви и нежной дружбы ради Хвалю тебя, сестра, не спереди, а сзади. VARIANTES EN L’HONNEUR

У Кларисы денег мало, Ты богат — иди к венцу: И богатство ей пристало, И рога тебе к лицу.

Филида с каждою зимою, Зимою новою своей, Пугает большей наготою Своих старушечьих плечей. И, Афродита

И дошёл же татарчонок, Что лежать ему в гробу — Пригласил аж семь учёных С семью пядями во лбу.

Наверное, слишком уверенно Считаю, что прожил не зря. Так думает старое дерево, Роняя в конце декабря

Мне нужен мир второй, Огромный, как нелепость, А первый мир маячит, не маня. Долой его, долой: В нем

Смысла нет — на чердаке Распылять средство от моли — Никому не нужное И так не пропадет.

Не умрешь, народ! Бог тебя хранит! Сердцем дал — гранат, Грудью дал — гранит. Процветай, народ,— Твердый

Две нити вместе свиты, Концы обнажены. То «да» и «нет» не слиты, Не слиты — сплетены. Их темное сплетенье

Когда умирают кони — дышат, Когда умирают травы — сохнут, Когда умирают солнца — они гаснут, Когда умирают

Слоны бились бивнями так, Что казались белым камнем Под рукой художника. Олени заплетались рогами так

Вы мне однажды говорили, Что не привыкли в свете жить: Не спорю в этом;— но не вы ли Себя заставили любить?

Жить — так на воле, Умирать — так дома. Волково поле, Желтая солома.

В пол-оборота, о печаль, На равнодушных поглядела. Спадая с плеч, окаменела Ложноклассическая шаль.

«Где наш отец?» — выспрашивал упрямо Сын-Червячок у Мамы-Червяка. «Он на рыбалке!» — отвечала Мама… Как

Она была исполнена печали, И между тем, как шумны и резвы Три отрока вокруг нее играли, Ее уста задумчиво

Я слышу, знакомые звуки Несутся в ночной тишине — Былые заснувшие муки Они пробудили во мне.

Не вижу я твоих очей, И сладострастных и суровых…

Милый мой, сегодня Бешеных повес Ожидает сводня, Вакх и Геркулес. Бахус будет дома, Приготовил он Три

Внимает он привычным ухом Свист; Марает он единым духом Лист; Потом всему терзает свету Слух;

Подобный жребий для поэта И для красавицы готов: Стихи отводят от портрета, Портрет отводит от стихов.

Морей красавец окриленный! Тебя зову — плыви, плыви И сохрани залог бесценный Мольбам, надеждам и любви.

Кто мне пришлет ее портрет, Черты волшебницы прекрасной? Талантов обожатель страстный, Я прежде был ее поэт.

Не рассуждай, не хлопочи!.. Безумство ищет, глупость судит; Дневные раны сном лечи, А завтра быть чему, то будет.

Не сгрызть меня — Невеста я! Эх, жизнь моя Интересная! Кружи-ворожи, Кто стесняется? Подол придержи —

Слева бесы, справа бесы. Нет, по новой мне налей! Эти — с нар, а те — из кресел, — Не поймёшь, какие злей.

Что брюхо-то поджалось-то — Нутро почти видно? Ты нарисуй, пожалуйста, Что прочим не дано. Пусть вертит

Сколько вырвано жал, Сколько порвано жил! Свет московский язвил, но терпел. Год по году бежал, Жаль

Ты роли выпекала, как из теста: Жена и мать, невеста и вдова… И реки напечатанного текста В отчаянные

И фюрер кричал, от завода бледнея, Стуча по своим телесам, Что если бы не было этих евреев, То он бы

Не давали мне покоя Твои руки, твои губы, Мое дело воровское Шло на убыль, шло на убыль. Я всё реже

Вы обращались с нами строго, Порою так, что — ни дыши, Но ведь за строгостью так много Большой и преданной души.

В Африке, в районе Сенегала, Европейцам — форменный бардак: Женщины хоть носят покрывала, А мужчины ходят

Моему бельгийскому другу Андре, с которым познакомился в неволе Когда б вернуть те дни, что проводил

Отвори мне, страж заоблачный, Голубые двери дня. Белый ангел этой полночью Моего увел коня.

День пригреет – возле дома Пахнет позднею травой, Яровой, сухой соломой И картофельной ботвой.

Мошенники, ханжи и сумасброды, Свободу невзлюбив, шипят со всех сторон. Но если гений стал врагом свободы

I В его роду известных много, Но сам он не в почете. Так древнеримская дорога Теряется в болоте… II Тебе

Прощай, синева, и листва, и трава, И солнце над краем земли, И милые дружбы, и узы родства.

Суровый холод жизни строгой Спокойно я переношу И у небес дороги новой В часы молитвы не прошу.

Мне случалось видеть иногда: Златокузнецы — мои соседи — С помощью казаба без труда Отличали золото от меди.

Не плачь, мой друг! Есть много муки И без того в моей груди; Поверь мне, что лета разлуки Не будут гробом

Я вижу каменное небо Над тусклой паутиной вод. В тисках постылого Эреба Душа томительно живет.

Звезды сыплются. Ткань облаков Серебрится при лунных лучах; Ночь глядит из-за старых дубов, Свет играет

Мы снова встретились с тобой, Но как мы оба изменились!.. Года унылой чередой От нас невидимо сокрылись.

Эхо, бессонная нимфа, скиталась по брегу Пенея. Феб, увидев ее, страстию к ней воспылал. Нимфа плод понесла

Среди рассеянной Москвы, При толках виста и бостона, При бальном лепете молвы Ты любишь игры Аполлона.