Стихи Леонида Мартынова
Ложь Поначалу в самых мелочах, А дальше — больше, гладко, без заминки, Как будто в ясных солнечных лучах
В отдаленье, Как во время оно, Крылись чьи-то дачи, не близки. Где-то что-то крикнула ворона… Есть такие
Диалектика полета! Вот она: Ведь не крылатый кто-то, Черт возьми, а именно бескрылый По сравненью даже
Будто Впрямь по чью-то душу Тучи издалека С моря движутся на сушу С запада, с востока. Над волнами Временами
Чего только не копится В карманах пиджака За целые века… А лето, печь не топится… Беда не велика, Беда
Что песня? Из подполья в поднебесье Она летит. На то она и песня. А где заснет? А где должна проснуться
Я помню: Целый день Всё время Падал снег И всею тяжестью Висел на черных сучьях. Но это шла весна: Тянуло
Теперь, Когда столь много новых книг И многому идет переоценка, Я как-то заново прочел дневник Шевченко.
Где-то Крикнул петел, Дятел застучал, Что-то им ответил, сонно замычал В утреннем тумане, высунув язык
Одни стихи Приходят за другими, И кажется, Одни других не хуже: Иные появляются нагими. Другие — сразу
Возвращались солдаты с войны. По железным дорогам страны День и ночь поезда их везли. Гимнастерки их
Я поднял стихотворную волну. Зажег я стихотворную луну Меж стихотворных облаков И вот решил: теперь возьму
Что говорить, Я видел города; Будь житель их латинянин, германец, Порой глядишь: седая борода, А на лице
— Будьте Любезны, Будьте железны! — Вашу покорную просьбу я слышу.- Будьте железны, Будьте полезны Тем
Одно Волнение Уляжется — Другое сразу же готовится, А мир еще прекрасней кажется; Еще желаннее становится
Всё — Как он набирался сил, Как в небесах владел собой И невесомость выносил — Да пусть почувствует любой Из нас!
В чём убедишь ты стареющих, Завтрашний день забывающих, Спины на солнышке греющих И о покое взывающих!
Есть люди: Обо мне забыли, А я — о них. У них всегда автомобили, А я ленив. Поверхность гладкая намокла
Бывают Такие Периоды, Когда к словопреньям не тянет И кажется, в рот набери воды, А глубже молчанье не
Автомашины, Мчась к воротам Красным, Чуть замедляют бег для разворота, Полны воспоминанием неясным, Что
А красноречивей всех молчат Книги, славно изданы, честь честью Переплетены, чтоб до внучат Достояться
Смерть Хотела взять его за горло, Опрокинуть наземь, придушить. Он не мог ей это разрешить.
Звонят в Елоховском соборе. И это значит — понимай, Что вслед за пасхой очень вскоре Придет весенний
Есть Страх: Не распылиться в прах, Не превратить пыланья в тленье И чистый благородный страх За будущие
В древности Мыслители бывали Как художники и как поэты И бывало краткие давали, Но отнюдь не кроткие
Где книги наши? Я отвечу: — Они во мгле библиотек. Но с тихой вкрадчивою речью Подходит этот человек: — Идемте!
Я видел Много звёзд: Не только стаи, А табуны их, целые стада, Скакали, пыль межзвездную взметая.
Еще существовал Санкт-Петербург, В оцепененье Кремль стоял московский, И был юнцом лохматым Эренбург
Мои Товарищи, Поэты, Вы Быль и явь И тайный знак, Любые времени приметы Читать умеете ли так, Как Ленин
Когда уводят Воду из реки, Взывают к небосводу тростники И шелестят степные ковыли: — Опомнись и умом
И далекого и близкого, И высокого и низкого сочетанье воедино, Так ли ты необходимо? Или от меня ты требуешь
Вездеход, Бульдозер, Самосвал… Кажется, я все обрисовал И детально все изобразил, Как я все на свете
Померк багряный свет заката, Громада туч росла вдали, Когда воздушные фрегаты Над самым городом прошли.
Закрывались магазины, День кончался, остывая; Пахли туфлей из резины Тротуар и мостовая. В тридцатиэтажном
Этой Ночью, Ночью летней, Вьется хмель тысячелетний По железу, По бетону, По карнизу, По балкону.
Вы поблекли. Я — странник, коричневый весь. Нам и встретиться будет теперь неприятно. Только нежность
Примерзло яблоко К поверхности лотка, В киосках не осталось ни цветка, Объявлено открытие катка, У лыжной
Событье Свершилось, Но разум Его не освоил еще; Оно еще пылким рассказом Не хлынуло с уст горячо;
Вообразите Оторопь всесильных Вчера еще сановников надменных. Вообразите возвращенье ссыльных, Освобождение
От города не отгороженное Пространство есть. Я вижу, там Богатый нищий жрет мороженое За килограммом
Я, норд-ост, родился в тундре, Но ее покинул вскоре, Чтоб иные видеть зори На далеком Черном море.
А птицей стать я не хотел бы, Быть соловьем я не желаю. Сама подумай,— Прилетел бы, На подоконник сел
Я Вас Люблю! Поэтому Весь мир творю я заново. Он стар. Мильоны лет ему. В нем очень много странного
Когда Пахнёт Великим хаосом — Тут не до щебета веселого, И кое-кто, подобно страусам, Под крылья робко
Юнец, Недели две Я в Ленинграде жил. Купаючись в Неве, Ее я переплыл. Был верить я готов: Бросают мне
Редко Перечитываем классиков. Некогда. Стремительно бегут Стрелки строго выверенных часиков — Часики
О годовщины, Годовщины, Былые дни! Былые дни, как исполины, Встают они! Мы этих дней не позабыли, Горим
Люди, В общем, Мало просят, Но дают довольно много. Люди Многое выносят: Если надо — ходят в ногу, Устают
Вот И лето на пороге: Реют пчелы-недотроги, Величаво карауля Привлекательные ульи, Чтобы всякие тревоги
А если Нос мы вздернем И ухмыльнемся черство, Предупреждаю: с корнем я вырву непокорство! И без раздумий