Стихи Леонида Мартынова

Ложь Поначалу в самых мелочах, А дальше — больше, гладко, без заминки, Как будто в ясных солнечных лучах

Обманывают невольно Меня и добрые друзья, Но мне от этого не больно: Обманываюсь, но не я. Фальшивящими

Нас ссорят гномы. Много ли гномов? Гномов великое множество. Тут и там есть свой гном, но неведомый нам

В горестном Грозово-величавом Мире памятников и утрат Грустно я приглядывался к ржавым Розам металлических

Ушел он рано вечером, Сказал:- Не жди. Дела… Шел первый снег. И улица Была белым-бела. В киоске он у

На заре розовела от холода Крутобокая белая Вологда. Гулом колокола веселого Уверяла белая Вологда: Сладок

Седо Курчавятся облака Над чернотою полей. Кончились летние отпуска, Значит — пора, не жалей.

Жизнь моя все короче, короче, Смерть моя все ближе и ближе. Или стал я поэтому зорче, Или свет нынче

Все-таки Разрешилось, Больше терпеть не могла, Гнев положила на милость. Слышите: Градус тепла!

Вот он, корень, Корень зла! Ох, и черен Корень зла. Как он нелицеприятно Смотрит с круглого стола, Этот

По мненью бедноты, Мы — богачи: У нас все сказки делаются былью И вообще что хочешь получи,— Нам вручены

Друзья меня провожали В страну телеграфных столбов. Сочувственно руку мне жали: «Вооружен до зубов?

Вода Благоволила Литься! Она Блистала Столь чиста, Что — ни напиться, Ни умыться, И это было неспроста.

Что-то Новое в мире. Человечеству хочется песен. Люди мыслят о лютне, о лире. Мир без песен Неинтересен.

Помню Двадцатые годы — Их телефонные ручки, Их телеграфные коды, Проволочные колючки. Помню Недвижные

Бывают Лица мертвенные, Краска, Как говорится, С них давно сбежала. Так на лице равнины, словно маска

Они Лежали На панели. И вдруг Они осатанели И, изменив свою окраску, Пустились в пляску, колдовские.

Художник Писал свою дочь, Но она, Как лунная ночь, Уплыла с полотна. Хотел написать он Своих сыновей

Что такое случилось со мною? Говорю я с тобой одною, А слова мои почему-то Повторяются за стеною, И звучат

И вот В ночном Людском потоке Мою дорогу пересек Седой какой-то, и высокий, И незнакомый человек.

А ты? Входя в дома любые — И в серые, И в голубые, Всходя на лестницы крутые, В квартиры, светом залитые

Кто следующий? Ты следующий! Во многом еще несведущий, Но ясную цель преследующий, Моим оружьем орудующий

Я опять тебя обидел — Понимаю, сознаю, Я опять тебя обидел За доверчивость твою. Вновь невольно сделал

Ты Хмуришься, Не тая Своих опасений, Что я Играю под вечер осенний Весеннюю роль соловья. Я не говорю

Отыскал В тиши я деревенской У слиянья Истры и Москвы Камень в форме и мужской, и женской, И коровье-бычьей головы.

Я думаю О Рерихе, О том, как он попал Проездом из Америки в Гоа и Каракал Путем, судьбой измеренным

Трудолюбив, Как первый ученик, Я возмечтал: плоды науки сладки. Но, сконцентрировав мильоны книг На книжных

Пришел и требует: — Давай мне песен! Вот человек! Ведь в этом прямо весь он: Когда он грустен — дай веселых

В отдаленье, Как во время оно, Крылись чьи-то дачи, не близки. Где-то что-то крикнула ворона… Есть такие

Диалектика полета! Вот она: Ведь не крылатый кто-то, Черт возьми, а именно бескрылый По сравненью даже

Будто Впрямь по чью-то душу Тучи издалека С моря движутся на сушу С запада, с востока. Над волнами Временами

Чего только не копится В карманах пиджака За целые века… А лето, печь не топится… Беда не велика, Беда

Что песня? Из подполья в поднебесье Она летит. На то она и песня. А где заснет? А где должна проснуться

Я помню: Целый день Всё время Падал снег И всею тяжестью Висел на черных сучьях. Но это шла весна: Тянуло

Теперь, Когда столь много новых книг И многому идет переоценка, Я как-то заново прочел дневник Шевченко.

Где-то Крикнул петел, Дятел застучал, Что-то им ответил, сонно замычал В утреннем тумане, высунув язык

Одни стихи Приходят за другими, И кажется, Одни других не хуже: Иные появляются нагими. Другие — сразу

Возвращались солдаты с войны. По железным дорогам страны День и ночь поезда их везли. Гимнастерки их

Я поднял стихотворную волну. Зажег я стихотворную луну Меж стихотворных облаков И вот решил: теперь возьму

Что говорить, Я видел города; Будь житель их латинянин, германец, Порой глядишь: седая борода, А на лице

— Будьте Любезны, Будьте железны! — Вашу покорную просьбу я слышу.- Будьте железны, Будьте полезны Тем

Одно Волнение Уляжется — Другое сразу же готовится, А мир еще прекрасней кажется; Еще желаннее становится

Всё — Как он набирался сил, Как в небесах владел собой И невесомость выносил — Да пусть почувствует любой Из нас!

В чём убедишь ты стареющих, Завтрашний день забывающих, Спины на солнышке греющих И о покое взывающих!

Есть люди: Обо мне забыли, А я — о них. У них всегда автомобили, А я ленив. Поверхность гладкая намокла

Бывают Такие Периоды, Когда к словопреньям не тянет И кажется, в рот набери воды, А глубже молчанье не

Автомашины, Мчась к воротам Красным, Чуть замедляют бег для разворота, Полны воспоминанием неясным, Что

А красноречивей всех молчат Книги, славно изданы, честь честью Переплетены, чтоб до внучат Достояться

Смерть Хотела взять его за горло, Опрокинуть наземь, придушить. Он не мог ей это разрешить.

Звонят в Елоховском соборе. И это значит — понимай, Что вслед за пасхой очень вскоре Придет весенний