Стихи Марины Цветаевой
Весна наводит сон. Уснем. Хоть врозь, а все ж сдается: все Разрозненности сводит сон. Авось увидимся во сне.
Непонятный учебник, Чуть умолкли шаги, я на стул уронила скорей. Вдруг я вижу: стоит у дверей И не знает
Всем покадили и потрафили: . . . . . .— стране — родне — Любовь не входит в биографию, — Бродяга остается
Где слезиночки роняла, Завтра розы будут цвесть. Я кружавчики сплетала, Завтра сети буду плесть.
Голоса с их игрой сулящей, Взгляды яростной черноты, Опаленные и палящие Роковые рты — О, я с Вами легко боролась!
Не знали долго ваши взоры, Кто из сестер для них «она»? Здесь умолкают все укоры, — Ведь две мы.
Всё видит, всё знает твой мудрый зрачок Сердца тебе ясны, как травы. Зачем ты меж нами, лесной старичок
Други! Братственный сонм! Вы, чьим взмахом сметен След обиды земной. Лес! — Элизиум мой! В громком таборе
Есть час Души, как час Луны, Совы — час, мглы — час, тьмы — Час… Час Души — как час струны Давидовой
Жидкий звон, постный звон. На все стороны — поклон. Крик младенца, рев коровы. Слово дерзкое царёво.
Зверю — берлога, Страннику — дорога, Мертвому — дроги. Каждому — свое. Женщине — лукавить, Царю — править
И другу на руку легло Крылатки тонкое крыло. Что я поистине крылата, Ты понял, спутник по беде!
Не разлучай меня с горючей болью, Не покидай меня, о дума-мука Над братским горем, над людским бездольем!
Крадется к городу впотьмах Коварный враг. Но страж на башенных зубцах Заслышал шаг. Берет трубу, Трубит
Как настигаемый олень Летит перо. О . . . . . . . . . И как хитро! Их сонмы гонятся за мной, — Чумная масть!
О. Э. Мандельштаму Ты запрокидываешь голову Затем, что ты гордец и враль. Какого спутника веселого Привел
Концами шали Вяжу печаль твою. И вот — без шали — На площадях пою. Снято проклятие! Я госпожа тебе!
Кто — мы? Потонул в медведях Тот край, потонул в полозьях. Кто — мы? Не из тех, что ездят — Вот — мы!
Леты слепотекущий всхлип. Долг твой тебе отпущен: слит С Летою, — еле-еле жив В лепете сребротекущих ив.
Маленькая сигарера! Смех и танец всей Севильи! Что тебе в том длинном, длинном Чужестранце длинноногом?
Месяц высокий над городом лег, Грезили старые зданья… Голос ваш был безучастно-далек: — «Хочется спать.
Самовар отшумевший заглох; Погружается дом в полутьму. Мне счастья не надо, — ему Отдай мое счастье, Бог!
— «Всё перемелется, будет мукой!» Люди утешены этой наукой. Станет мукою, что было тоской? Нет, лучше му́кой!
На льдине — Любимый, На мине — Любимый, На льдине, в Гвиане, в Геенне — любимый. В коросте — желанный
Наездницы, развалины, псалмы, И вереском поросшие холмы, И наши кони смирные бок о бок, И подбородка
Не гони мою память! Лазурны края, Где встречалось мечтание наше. Будь правдивым: не скоро с такою, как
Не по нраву я тебе — и тебе, И тебе еще — и целой орде. Пышен волос мой — да мало одёж! Вышла голосом
Не хочу ни любви, ни почестей: — Опьянительны. — Не падка! Даже яблочка мне не хочется — Соблазнительного
Опять сияющим крестам Поют хвалу колокола. Я вся дрожу, я поняла, Они поют: «и здесь и там».
— О всеми голосами раковин Ты пел ей… — Травкой каждою. — Она томилась лаской Вакховой. — Летейских маков
1 Перерытые — как битвой Взрыхленные небеса. Рытвинами — небеса. Битвенные небеса. Перелетами — как хлёстом
За винтиком винтик, шуруп за шурупом, — Мы в пекле, мы в саже — и так до кончины! Мы света не видим
От лихой любовной думки Как уеду по чугунке — Распыхтится паровоз, И под гул его угрюмый Буду думать
Дарю тебе железное кольцо: Бессонницу — восторг — и безнадежность. Чтоб не глядел ты девушкам в лицо
Первородство — на сиротство! Не спокаюсь. Велико твое дородство: Отрекаюсь. Тем как вдаль гляжу на ближних
Расколюсь — так в стклянь, Распалюсь — так в пар. В рокота гитар Рокочи, гортань! В пляс! В тряс!
Погоди, дружок! Не довольно ли нам камень городской толочь? Зайдем в погребок, Скоротаем ночь.
Поскорее бы с тобою разделаться, Юность — молодость, — эка невидаль! Все: отселева — и доселева Зачеркнуть
А покамест пустыня славы Не засыпет мои уста, Буду петь мосты и заставы, Буду петь простые места.
Поступь легкая моя, — Чистой совести примета — Поступь легкая моя, Песня звонкая моя — Бог меня одну
Пустыней Девичьего Поля Бреду за ныряющим гробом. Сугробы — ухабы — сугробы. Москва. — Девятнадцатый год.
Покамест день не встал С его страстями стравленными, Из сырости и шпал Россию восстанавливаю.
Розовый рот и бобровый ворот — Вот лицедеи любовной ночи. Третьим была — Любовь. Рот улыбался легко и нагло.
Сам Черт изъявил мне милость! Пока я в полночный час На красные губы льстилась — Там красная кровь лилась.
Сердце, пламени капризней, В этих диких лепестках, Я найду в своих стихах Все, чего не будет в жизни.
Скучают после кутежа. А я как веселюсь — не чаешь! Ты — господин, я — госпожа, А главное — как ты, такая ж!
Соревнования короста В нас не осилила родства. И поделили мы так просто: Твой — Петербург, моя — Москва.
Строительница струн — приструню И эту. Обожди Расстраиваться! (В сем июне Ты плачешь, ты — дожди!
Так говорю, ибо дарован взгляд Мне в игры хоровые: Нет, пурпурные с головы до пят, А вовсе не сквозные!
Тихонько Рукой осторожной и тонкой Распутаю путы: Ручонки — и ржанью Послушная, зашелестит амазонка По