Стихи Николая Асеева
Насилье родит насилье, и ложь умножает ложь; когда нас берут за горло, естественно взяться за нож.
Что такое счастье? Соучастье в добрых человеческих делах, в жарком вздохе разделенной страсти, в жарком
За картой убившие карту, всё, чем была юность светла, вы думали: к первому марту я всё проиграю — дотла.
Еще на закате мерцали… Но вот — почернело до ужаса, и все в небесном Версале горит, трепещет и кружится.
Когда земное склонит лень, выходит с тенью тени лань, с ветвей скользит, белея, лунь, волну сердито взроет
Хочу я жизнь понять всерьез: наклон колосьев и берез, хочу почувствовать их вес, и что их тянет в синь
Когда приходит в мир великий ветер, против него встает, кто в землю врос, кто никуда не движется на свете
Стрелок следил во все глаза за наступленьем неприятеля, а на винтовку стрекоза крыло хрустальное приладила.
Что такое счастье, милый друг? Что такое счастье близких двух? Выйдут москвичи из норок, в белом все
Шел дождь. Был вечер нехорош, недобрый, неуклюжий. Он извивался у калош сырой гадюкой — лужей.
У меня на седьмом этаже, на балконе,- зеленая ива. Если ветер, то тень от ветвей ее ходит стеной;
Красные зори, красный восход, красные речи у Красных ворот, и красный, на площади Красной, народ.
Что выделывают птицы! Сотни радостных рулад, эхо по лесу катится, ели ухом шевелят… Так и этак, так и
Если ночь все тревоги вызвездит, как платок полосатый сартовский, проломаю сквозь вечер мартовский Млечный
Мозг извилист, как грецкий орех, когда снята с него скорлупа; с тростником пересохнувших рек схожи кисти
Каждый раз, как мы смотрели на воду, небо призывало: убежим! И тянуло в дальнюю Канаду, за незнаемые рубежи.
Стране не до слез, не до шуток: у ней боевые дела,- я видел, как на парашютах бросаются люди с крыла.
Вещи — для всего народа, строки — на размер страны, вровень звездам небосвода, в разворот морской волны.
Я дом построил из стихов!.. В нем окна чистого стекла,— там ходят тени облаков, что буря в небе размела.
Ещё и осени не близко, еще и свет гореть — не связан, а я прочел тоски записку, потерянную желтым вязом.
Не за силу, не за качество золотых твоих волос сердце враз однажды начисто от других оторвалось.
Мороз румянец выжег нам огневой. Бежим, бежим на лыжах мы от него! Второй, четвертый, пятый,— конец горе.
За отряд улетевших уток, за сквозной поход облаков мне хотелось отдать кому-то золотые глаза веков… Так
С неба полуденного жара не подступи, конная Буденного раскинулась в степи. Не сынки у маменек в помещичьем
Кавказ в стихах обхаживая, гляжусь в твои края, советская Абхазия, красавица моя. Когда, гремя туннелями
Ветка в стакане горячим следом прямо из комнат в поля вела, с громом и с градом, с пролитым летом, с
Мы пили песни, ели зори и мясо будущих времен. А вы — с ненужной хитростью во взоре сплошные темные Семеновы.
Тот, кто перед тобой ник, запевши твоей свирелью, был такой же разбойник, тебя обманувший смиреньем.
Кружится, мчится Земшар — в зоне огня. Возле меня бег пар, возле меня, возле меня блеск глаз, губ зов
Если бы люди собрали и взвесили, словно громадные капли росы, чистую пользу от нашей профессии, в чашу
Я не могу без тебя жить! Мне и в дожди без тебя — сушь, Мне и в жару без тебя — стыть. Мне без тебя и
1 Осень семенами мыла мили, облако лукавое блукало, рощи черноручье заломили, вдалеке заслушавшись звукала.
Взметни скорей булавою, затейница русских лет, над глупою головою, в которой веселья нет. Ты звонкие
Простоволосые ивы бросили руки в ручьи. Чайки кричали: «Чьи вы?» Мы отвечали: «Ничьи!» Бьются Перун и
Как желтые крылья иволги, как стоны тяжелых выпей, ты песню зажги и вымолви и сердце тоскою выпей!
Приход докучливой поры… И на дороги упали желтые шары прохожим в ноги. Так всех надменных гордецов пригнут
Небо — как будто летящий мрамор с белыми глыбами облаков, словно обломки какого-то храма, ниспровергнутого
От скольких людей я завишу: от тех, кто посеял зерно, от тех, кто чинил мою крышу, кто вставил мне стекла в окно;
Революция — это ревы улиц, это топот толп, прочтенный вслух. Только в революцию можно стать под пули