Стихи Николая Гумилева

Эльга, Эльга! — звучало над полями, Где ломали друг другу крестцы С голубыми, свирепыми глазами И жилистыми

Ветла чернела на вершине, Грачи топорщились слегка, В долине неба синей-синей Паслись, как овцы, облака.

Да, я знаю, я вам не пара, Я пришел из другой страны, И мне нравится не гитара, А дикарский напев зурны.

Ты пожалела, ты простила И даже руку подала мне, Когда в душе, где смерть бродила, И камня не было на камне.

Наплывала тень… Догорал камин, Руки на груди, он стоял один, Неподвижный взор устремляя вдаль, Горько

Из букета целого сиреней Мне досталась лишь одна сирень, И всю ночь я думал об Елене, А потом томился

К таким нежданным и певучим бредням Зовя с собой умы людей, Был Иннокентий Анненский последним Из царскосельских лебедей.

Видишь, мчатся обезьяны С диким криком на лианы, Что свисают низко, низко, Слышишь шорох многих ног?

Я сам над собой насмеялся, И сам я себя обманул, Когда мог подумать, что в мире Есть что-нибудь кроме тебя.

В чащах, в болотах огромных, У оловянной реки, В срубах мохнатых и темных Странные есть мужики.

Лишь ченый бархат, на котором Забыт сияющий алмаз, Сумею я сравнить со взором Её почти поющих глаз.

Они спустились до реки Смотреть на зарево заката. Но серебрились их виски И сердце не было крылато.

Откуда я пришел, не знаю… Не знаю я, куда уйду, Когда победно отблистаю В моем сверкающем саду.

Он не солгал нам, дух печально-строгий, Принявший имя утренней звезды, Когда сказал: «Не бойтесь вышней

Нет тебя тревожней и капризней, Но тебе я предался давно, Оттого, что много, много жизней Ты умеешь волей

Мне не нравится томность Ваших скрещенных рук, И спокойная скромность, И стыдливый испуг. Героиня романов

За покинутым, бедным жилищем, Где чернеют остатки забора, Старый ворон с оборванным нищим О восторгах

Я ребенком любил большие, Медом пахнущие луга, Перелески, травы сухие И меж трав бычачьи рога.

Он мне шепчет: «Своевольный, Что ты так уныл? Иль о жизни прежней, вольной, Тайно загрустил?

Я из дому вышел, когда все спали, Мой спутник скрывался у рва в кустах, Наверно, наутро меня искали

О тебе, о тебе, о тебе, Ничего, ничего обо мне! В человеческой, темной судьбе Ты — крылатый призыв к вышине.

Зачем они ко мне собрались, думы, Как воры ночью в тихий мрак предместий? Как коршуны, зловещи и угрюмы

Как собака на цепи тяжелой, Тявкает за лесом пулемет, И жужжат шрапнели, словно пчелы, Собирая ярко-красный мед.

Всадник ехал по дороге, Было поздно, выли псы, Волчье солнце — месяц строгий — Лил сиянье на овсы.

Он идет путем жемчужным По садам береговым, Люди заняты ненужным, Люди заняты земным. «Здравствуй, пастырь!

Между берегом буйного Красного Моря И Суданским таинственным лесом видна, Разметавшись среди четырех

Очарован соблазнами жизни, Не хочу я растаять во мгле, Не хочу я вернуться к отчизне, К усыпляющей, мертвой земле.

«Ты совсем, ты совсем снеговая, Как ты странно и страшно бледна! Почему ты дрожишь, подавая Мне стакан

Закричал громогласно В сине-черную сонь На дворе моем красный И пернатый огонь. Ветер милый и вольный

Та страна, что могла быть раем, Стала логовищем огня. Мы четвертый день наступаем, Мы не ели четыре дня.

Жрец решил. Народ, согласный С ним, зарезал мать мою: Лев пустынный, бог прекрасный, Ждет меня в степном раю.

Не семью печатями алмазными В Божий рай замкнулся вечный вход, Он не манит блеском и соблазнами, И его

Над пучиной в полуденный час Пляшут искры, и солнце лучится, И рыдает молчанием глаз Далеко залетевшая птица.

Я конквистадор в панцире железном, Я весело преследую звезду, Я прохожу по пропастям и безднам И отдыхаю

Я знаю женщину: молчанье, Усталость горькая от слов, Живет в таинственном мерцанье Ее расширенных зрачков.

Я помню ночь, как черную наяду, В морях под знаком Южного Креста. Я плыл на юг; могучих волн громаду

Я спал, и смыла пена белая Меня с родного корабля, И в черных водах, помертвелая, Открылась мне моя земля.

Солнце скрылось на западе За полями обетованными, И стали тихие заводи Синими и благоуханными.

Нежно-небывалая отрада Прикоснулась к моему плечу, И теперь мне ничего не надо, Ни тебя, ни счастья не хочу.

I. Военная Носороги топчут наше дурро, Обезьяны обрывают смоквы, Хуже обезьян и носорогов Белые бродяги

Я, что мог быть лучшей из поэм, Звонкой скрипкой или розой белою, В этом мире сделался ничем, Вот живу

Ромул и Рем взошли на гору, Холм перед ними был дик и нем. Ромул сказал: «Здесь будет город».

Сегодня ты придешь ко мне, Сегодня я пойму, Зачем так странно при луне Остаться одному. Ты остановишься

Я помню древнюю молитву мастеров: Храни нас, Господи, от тех учеников, Которые хотят, чтоб наш убогий

Солнце катится, кудри мои золотя, Я срываю цветы, с ветерком говорю. Почему же не счастлив я, словно

Над широкой рекой, Пояском-мостом перетянутой, Городок стоит небольшой, Летописцем не раз помянутый.

После стольких лет Я пришел назад, Но изгнанник я, И за мной следят. — Я ждала тебя Столько долгих дней!

Шёл я по улице незнакомой И вдруг услышал вороний грай, И звоны лютни, и дальние громы, Передо мною летел трамвай.

Приближается к Каиру судно С длинными знаменами Пророка. По матросам угадать нетрудно, Что они с востока.

На таинственном озере Чад Посреди вековых баобабов Вырезные фелуки стремят На заре величавых арабов.