Стихи Николая Тихонова

Спокойно трубку докурил до конца, Спокойно улыбку стер с лица. «Команда, во фронт! Офицеры, вперед!

Дома здесь двадцать лет назад В огне и грохоте кипели, И шли бойцы сквозь этот ад Неотразимо — к высшей цели.

Сквозь гул Москвы, кипенье городское К тебе, чей век нуждой был так тяжел, Я в заповедник вечного покоя

Петровой волей сотворен И светом ленинским означен — В труды по горло погружен, Он жил — и жить не мог иначе.

Я люблю тебя той — без прически, Без румян — перед ночи концом, В черном блеске волос твоих жестких

1 Хороший Сагиб у Сами и умный, Только больно дерется стеком. Хороший Сагиб у Сами и умный, Только Сами

Не плачьте о мертвой России Живая Россия встает,- Ее не увидят слепые, И жалкий ее не поймет.

Как след весла, от берега ушедший, Как телеграфной рокоты струны, Как птичий крик, гортанный, сумашедший

Великим океаном нашей жизни Сейчас плывем к тем дальним берегам, Что назовем землею коммунизма… Наш долгий

Я видел их не на полях сражений,— То был труда обычного пример,— В колхозе, что не знает поражений, Который

Стих может заболеть И ржавчиной покрыться, Иль потемнеть, как медь Времен Аустерлица, Иль съежиться

Огонь, веревка, пуля и топор Как слуги кланялись и шли за нами, И в каждой капле спал потоп, Сквозь малый

1 Домов затемненных громады В зловещем подобии сна, В железных ночах Ленинграда Осадной поры тишина.

Событья зовут его голосом властным: Трудись на всеобщее благо! И вот человек переполнен огнем, Блокноты

За Гомборами скитаясь, миновал Телав вечерний, Аллавердской ночью синей схвачен праздника кольцом.

И сказал женщине суд: «Твой муж — трус и беглец, И твоих коров уведут, И зарежут твоих овец».

Локти резали ветер, за полем — лог, Человек добежал, почернел, лег. Лег у огня, прохрипел: «Коня!

Сияли нам веселые подарки — Платки и голубки, По залу шел над зыбью флагов ярких Свет голубой реки.

Не заглушить, не вытоптать года,- Стучал топор над необъятным срубом, И вечностью каленная вода Вдруг

Я рад, что видел у Аттока Могучий Инд в расцвете сил И весь размах его потока, Который землю веселил.

Ненастный день. Как лезвия Небезопасных бритв, Срезает отмели, звеня, Разгневанный прилив. Сырые серые

Воскресных прогулок цветная плотва Исполнена лучшей отваги. Как птицы, проходят, плывут острова Крестовский

Наш век пройдет. Откроются архивы, И все, что было скрыто до сих пор, Все тайные истории извивы Покажут

И мох и треск в гербах седых, Но пышны первенцы слепые, А ветер отпевает их Зернохранилища пустые.

Работал дождь. Он стены сек, Как сосны с пылу дровосек, Сквозь меховую тишину, Сквозь простоту уснувших

Как мокрые раздавленные сливы У лошадей раскосые глаза, Лоскутья умирающей крапивы На колесе, сползающем назад.

Над зеленою гимнастеркой Черных пуговиц литые львы; Трубка, выжженная махоркой, И глаза стальной синевы.

И встанет день, как дым, стеной, Уеду я домой, Застелет поезд ночь за мной Всю дымовой каймой.

Свет льется, плавится задаром Повсюду, и, в себя придя, Он мирным падает пожаром На сеть косящую дождя.

Праздничный, веселый, бесноватый, С марсианской жаждою творить, Вижу я, что небо небогато, Но про землю

Им, помнившим Днепр и Ингулец, Так странно — как будто все снится — Лежать между радостных улиц В земле

Я вечером увидел Зеебрюгге, В лиловой пене брандера плечо, След батарей за дюнами на юге Я, как легенду

Я прошел над Алазанью, Над причудливой водой, Над седою, как сказанье, И, как песня, молодой.

Просто ли ветер или крик, Просто захлопнутый дверью, Обрубок улицы — тупик Обрубки человечьи мерит.

Мы разучились нищим подавать, Дышать над морем высотой соленой, Встречать зарю и в лавках покупать За

Как по уставу — штык не вправе Заполнить ротный интервал, Как по уставу — фронтом вправо, Погруппно город отступал.

Там подошла, к стене почти, стена, И нет у них ни двери, ни окна. И между них, такой, что видно дно

Я — одержимый дикарь, я гол. Скалой меловой блестит балкон. К Тучкову мосту шхуну привел Седой чудак

Посмотри на ненужные доски — Это кони разбили станки. Слышишь свист, удаленный и плоский? Это в море

Мне кажется, что я встречался с ним Уже не раз: на Рионгэсе или В тквибульских шахтах, с крепким, молодым

Женщина в дверях стояла, В закате с головы до ног, И пряжу черную мотала На черный свой челнок.

Часовой усталый уснул, Проснулся, видит: в траве В крови весь караул Лежит голова к голове.

Хочу, чтоб стих был тонок, словно шелк, Не для того, чтоб в шепот перешел. Но я сейчас сжимаю стих в

Полюбила меня не любовью, Как березу огонь — горячо, Веселее зари над становьем Молодое блестело плечо.

Нечаянный вечер забыт — пропал, Когда в листопад наилучший Однажды плясала деревьев толпа, Хорошие были

Ночь без луны кругом светила, Пожаром в тишине грозя, Ты помнишь все, что с нами было, Чего забыть уже

Далеко остались джунгли, пальмы, храмы, Город-сад, зеленая река. Вечером, примчав с Цейлона прямо, Встретил

Там генцианы синие в лугах, Поток румяный в снежных берегах. Там в неповторной прелести долин Встал ледяной

Мир строится по новому масштабу. В крови, в пыли, под пушки и набат Возводим мы, отталкивая слабых, Утопий

Крутой тропою — не ленись — К лесам Таврарским подымись, Взгляни в открывшуюся высь,- И ты увидишь наяву