Стихи Ольги Берггольц
Нет, я не знаю, как придется тебя на битву провожать, как вдруг дыханье оборвется, как за конем твоим
Осенью в Москве на бульварах вывешивают дощечки с надписью «Осторожно, листопад!» Осень, осень!
О, где ты запела, откуда взманила, откуда к жизни зовешь меня… Склоняюсь перед твоею силой, Трагедия
Мы шли Сталинградом, была тишина, был вечер, был воздух морозный кристален. Высоко крещенская стыла луна
Ленинград — Сталинград — Волго-Дон. Незабвенные дни февраля… Вот последний души перегон, вновь открытая
1 …И снова хватит сил увидеть и узнать, как все, что ты любил, начнет тебя терзать. И оборотнем вдруг
Мы прощаемся, мы наготове, мы разъедемся кто куда. Нет, не вспомнит на добром слове обо мне никто, никогда.
У нас еще с три короба разлуки, ночных перронов, дальних поездов. Но, как друзья, берут нас на поруки
Есть на земле Московская застава. Ее от скучной площади Сенной проспект пересекает, прям, как слава
Потеряла я вечером слово, что придумала для тебя. Начинала снова и снова эту песнь — сердясь, любя… И
Здесь даже давний пепел так горяч, что опалит — вдохни, припомни, тронь ли… Но ты, ступая по нему, не
Нет в стране такой далекой дали, не найдешь такого уголка, где бы не любили, где б не знали ленинградского
Как на озёрном хуторе с Крещенья ждут меня — стреножены, запутаны ноги у коня… Там вызорили яро в киноварь
Сегодня вновь растрачено души на сотни лет, на тьмы и тьмы ничтожеств… Хотя бы часть ее в ночной тиши
Брожу по городу и ною безвестной песенки напев… Вот здесь простились мы с тобою, здесь оглянулись, не стерпев.
…Вот когда я тебя воспою, назову дорогою подругою, юность канувшую мою, быстроногую, тонкорукую.
Песенкой надрывною очертивши темя, гуляли призывники остатнее время. Мальчишечки русые — все на подбор
…Запомни эти дни. Прислушайся немного, и ты — душой — услышишь в тот же час: она пришла и встала у порога
Как много пережито в эти лета любви и горя, счастья и утрат… Свистя, обратно падал на планету мешком
Прошло полгода молчанья с тех пор, как стали клубиться в жажде преображенья, в горячей творящей мгле
Ты в пустыню меня послала,- никаких путей впереди. Ты оставила и сказала: — Проверяю тебя. Иди.
Должно быть, молодости хватает, душа, наверно, еще легка — если внезапная наступает на жажду похожая
1 Когда весна зеленая затеплится опять — пойду, пойду Аленушкой над омутом рыдать. Кругом березы кроткие
Мы по дымящимся следам три дня бежали за врагами. Последний город виден нам, оберегаемый садами.
Я иду по местам боев. Я по улице нашей иду. Здесь оставлено сердце мое в том свирепо-великом году Здесь
Когда ж ты запоешь, когда откроешь крылья перед всеми? О, возмести хоть миг труда в глухонемое наше время!
Вот ругань плавает, как жир, пьяна и самовита. Висят над нею этажи, гудят под нею плиты, и рынок плещется
Сейчас тебе всё кажется тобой: и треугольный парус на заливе, и стриж над пропастью, и стих чужой, и
Вечерняя станция. желтая заря… По перрону мокрому я ходила зря. Никого не встречу я, никого, никого.
1 Мы шли на перевал. С рассвета менялись года времена: в долинах утром было лето, в горах — прозрачная весна.
1 В синем сапоге, на одной ноге, я стою пред комнаткой твоей… Буки не боюсь, не пошелохнусь — всюду помню
1 Был день как день. Ко мне пришла подруга, не плача, рассказала, что вчера единственного схоронила друга
Сосны чуть качаются мачты корабельные. Бродит, озирается песня колыбельная. Во белых снежках, в валеных
Когда я в мертвом городе искала ту улицу, где были мы с тобой, когда нашла — и всё же не узнала .
Ты будешь ждать, пока уснут, окостенеют окна дома, и бледных вишен тишину нарушит голос мой знакомый.
Я тайно и горько ревную, угрюмую думу тая: тебе бы, наверно, иную — светлей и отрадней, чем я… За мною
В бомбоубежище, в подвале, нагие лампочки горят… Быть может, нас сейчас завалит, Кругом о бомбах говорят…
…Я буду сегодня с тобой говорить, товарищ и друг мой ленинградец, о свете, который над нами горит, о
Во деревне у реки в базарную гущу выходили мужики на Ивана-Пьющего. Тут и гам, тут и гик, тут летают
Во имя лучшего слова, одного с тобою у нас, ты должен влюбиться снова, сказать мне об этом сейчас.
Я люблю сигнал зелёный, знак свободного пути. Нелюбимой, невлюбленной, хорошо одной брести.
Чуж-чуженин, вечерний прохожий, хочешь — зайди, попроси вина. Вечер, как яблоко, — свежий, пригожий
Отчаяния мало. Скорби мало. О, поскорей отбыть проклятый срок! А ты своей любовью небывалой меня на жизнь
И вот в послевоенной тишине к себе прислушалась наедине… . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Машенька, сестра моя, москвичка! Ленинградцы говорят с тобой. На военной грозной перекличке слышишь ли
Я все еще верю, что к жизни вернусь,- однажды на раннем рассвете проснусь. На раннем, на легком, в прозрачной
Вот затихает, затихает и в сумерки ютится день. Я шепотом перебираю названья дальних деревень.
Взял неласковую, угрюмую, с бредом каторжным, с темной думою, с незажившей тоскою вдовьей, с непрошедшей
Не утаю от Тебя печали, так же как радости не утаю. Сердце свое раскрываю вначале, как достоверную повесть Твою.
Эй, солдат, смелее в путь-дорожку! Путь-дорожка огибает мир. Все мы дети Оловянной Ложки, и ведет нас