Стихи Павла Антокольского

Я люблю тебя в дальнем вагоне, В желтом комнатном нимбе огня. Словно танец и словно погоня, Ты летишь

Я в зеркало, как в пустоту, Всмотрелся, и раскрылась Мне на полуденном свету Полнейшая бескрылость.

Электрическая стереорама Низко кружится воронье. Оголтелые псы томятся. Лишь коты во здравье свое Магнетизмом

Пусть падают на пол стаканы Хмельные и жуток оскал Кривых балаганных зеркал. Пусть бронзовые истуканы

Он сейчас не сорвиголова, не бретёр, Как могло нам казаться по чьим-то запискам, И в ответах не столь

Сны возвращаются из странствий. Их сила только в постоянстве. В том, что они уже нам снились И с той

Величанный в литургиях голосистыми попами, С гайдуком, со звоном, с гиком мчится в страшный Петербург

Ребенок мой осень, ты плачешь? То пляшет мой ткацкий станок. Я тку твое серое платье, И город свернулся у ног.

Друзья! Мы живём на зелёной земле, Пируем в ночах, истлеваем в золе. Неситесь, планеты, неситесь, неситесь!

Хорошо! Сговоримся. Посмотрим, Что осталось на свете. Пойми: Ни надменным, ни добрым, ни бодрым Не хочу

Не трактир, так чужая таверна. Не сейчас, так в столетье любом. Я молюсь на тебя суеверно, На коленях

Мой друг Володя! Вот тебе ответ! Все мастера суть подмастерья тоже. Несется в буре утлый наш корвет

Кончен день. И в балагане жутком Я воспользовался промежутком Между «сколько света» и «ни зги».

На каком же меридиане, На какой из земных широт Мои помыслы и деянья Будут пущены в оборот – Переизданы

С полудня парило. И вот По проводам порхнула искра. И ветер телеграмму рвет Из хилых рук премьер-министра.

Я завещаю правнукам записки, Где высказана будет без опаски Вся правда об Иерониме Босхе. Художник этот

Встань, Прометей, комбинезон надень, Возьми кресало гроз высокогорных! Горит багряный жар в кузнечных

Мне снился накатанный шинами мокрый асфальт. Косматое море, конец путешествия, ветер — И девушка рядом.

Я рифмовал твое имя с грозою, Золотом зноя осыпал тебя. Ждал на вокзалах полуночных Зою, То есть по-гречески — жизнь.

Вы встретитесь. Я знаю сумасбродство Стихийных сил и ветреность морей, Несходство между нами и сиротство

Ссылка. Слава. Любовь. И опять В очи кинутся версты и ели. Путь далек. Ни проснуться, ни спать — Даже

Дикий ветер окна рвет. В доме человек бессонный, Непогодой потрясенный, О любви безбожно врёт.

Как это ни печально, я не знаю Ни прадеда, ни деда своего. Меж нами связь нарушена сквозная, Само собой

Ты сойдешь с фонарем по скрипучим ступеням, Двери настежь — и прямо в ненастную тишь. Но с каким сожаленьем

Сжав тросы в гигантской руке, Спросонок, нечесаный, сиплый, Весь город из вымысла выплыл И вымыслом рвется к реке.

Не жалей, не грусти, моя старость, Что не слышит тебя моя юность. Ничего у тебя не осталось, И ничто

Ни божеского роста, Ни запредельной тьмы. Она актриса просто, Наивна, как подросток, И весела, как мы.

Что творится в осеннюю ночь, Как слабеют растенья сухие, Как, не в силах друг дружке помочь, Отдаются

Был тусклый зимний день, наверно. В нейтральной маленькой стране, В безлюдье Цюриха иль Берна, В тревожных

На ярмарке перед толпою пестрой, Переступив запретную черту, Маг-шарлатан Джузеппе Калиостро Волшебный

Сколько выпито, сбито, добыто, Знает ветер над серой Невой. Сладко цокают в полночь копыта По торцовой

Модели, учебники, глобусы, звездные карты и кости, И ржавая бронза курганов, и будущих летчиков бой…

Вы спите? Вы кончили? Я начинаю. Тяжелая наша работа ночная. Гранильщик асфальтов, и стекол, и крыш —

Не падай, надменное горе! Вставай, молодая тоска! Да здравствует вне категорий Высокая роль чудака!

Поэзия гипотез, Наш голод утоли: Дай заглянуть в колодезь, В черновики твои! Друг к дружке жмутся рифмы

Вся работа канатоходца Только головоломный танец. Победителю тут венца нет, А с искусством ничтожно сходство.

Зима без маски и без грима Белым-бела, слаба, не слажена, Но и таящаяся зрима, Но и молчащая услышана.

В духане, меж блюд и хохочущих морд, На черной клеенке, на скатерти мокрой Художник белилами, суриком

Все прошло, пролетело, пропало. Отзвонила дурная молва. На снега Черной речки упала Запрокинутая голова.

С полумесяцем турецким наверху Ночь старинна, как перина на пуху. Черный снег летает рядом тише сов.

Легко скользнула «Красная стрела» С перрона ленинградского вокзала. И снова нас обоих ночь связала И

Разве ты на себя не похож, Не талантлив, не смел, не пригож, Не удачливей сверстников всех?

Стреляя, целуя, калеча, Ко всем обращаясь на «ты», Ты стужей сводила все плечи И голодом все животы.

Мы вышли поздно ночью в сенцы Из душной маленькой избы, И сказочных флуоресценций Шатнулись на небе столбы.

День рожденья – не горе, не счастье, Не зима на дворе, не весна, Но твое неземное участье К несчастливцу

Европа! Ты помнишь, когда В зазубринах брега морского Твой гений был юн и раскован И строил твои города?

(Подражание) Ты мне клялся душой сначала, Назвал ты душенькой меня,— Но сердце у меня молчало, Бесчувственное

А океан бил в берега, Простой и сильный, как и раньше. А ураган трубил в рога И волны гнал назад к Ла-Маншу.

Геннадию Фишу В моей комнате, краской и лаком блестя, Школьный глобус гостит, как чужое дитя.

Во время войн, царивших в мире, На страшных пиршествах земли Меня не досыта кормили, Меня не дочерна сожгли.