Стихи Рюрика Ивнева

Как все пустынно! Пламенная медь. Тугих колоколов язвительное жало. Как мне хотелось бы внезапно умереть

Твои глаза давно уже не снятся И никогда не будут сниться мне, Но буквы «Серпухов» все так же золотятся

Слова — ведь это груз в пути, Мешок тяжелый, мясо с кровью. О, если бы я мог найти Таинственные междусловья.

Мне страшно. Я кидаю это слово В холодный дым сверкающей земли. Быть может, ты вливал мне в горло олово

Я пью тебя, пленительная жизнь, Глазами, сердцем, вздохами и кожей. Казалось бы, что все — одно и то

Только дунь, и его не стало. Но зачем на него мне дуть? Это может смертельно ранить Самого меня прямо в грудь.

Любовь моя — ты солнцем сожжена. Молчу и жду последнего удара. Сухие губы. Темная луна. И фонари проклятого бульвара.

Я надену колпак дурацкий И пойду колесить по Руси, Вдыхая запах кабацкий… Будет в поле дождь моросить.

С годами ярче давних дней кипенье И синева единственных очей. Черемухи и яблони цветенье, И первый вздох

Не о любви прошу тебя я, Не о безумстве в поздний час. Пусть пламя света, догорая, Нас озарит в последний раз.

Я повинен пред тобой, Любовь! Но скажи, Вселенная, как быть И какой ценой угомонить Буйную, неистовую кровь?

Жизнь прошла. О! Боже! Боже! Боже! Кто бы мог ее остановить, Чтобы вспомнить пламенное ложе, Спутника

Я смотрю на клубы пара, Детство в памяти храня, Баладжары, Баладжары Уплывают от меня. Как давно я с

Словно кубики слова перебираю, Все они затерты и замызганы. Как назвать тебя и с кем сравнить — не знаю

Свистела вьюга, снег ли таял, Цвела ли вишня, жег ли зной, Когда-то письма прилетали, Как птиц щебечущие

Я писем ждал, но странное молчанье Меня не удивило. Жизнь есть жизнь, Я принимаю новое страданье Без

Перелистай страницы жизни И вслух прочти одну из них. Что в них найдешь ты? Отзвук тризны Иль кровью

Вижу птиц синеющую стаю, Прорезающую облачные дали. Неужели чувства воскресают? Да они совсем не умирали.

Не степной набег Батыя, Не анчара терпкий яд — Мне страшны слова простые: «Нет мне дела до тебя».

Все повторяется на свете — Вагоны, облака, дымок. Я, трижды совершеннолетний, Дышу, как юноша, легко.

Под свист, улюлюканье, адский хохот Белоснежных зубов и ртов озорных Пой, не боясь прослыть скоморохом

Все забыть — и прошлые года, И тот мир, который был безбрежным, Я тебя не видел никогда Вот таким особенным и нежным.

Ах, с судьбою мы вечно спорим, Надоели мне эти игры, Чередуется счастье с горем, Точно полосы на шкуре тигра.

Как жаль мне тех, кто не жил никогда В глухих провинциальных городах, Кто не дышал нетронутой травою

Цветущие розы мне снились всю ночь В садах золотых Апшерона. Казалось мне, было все это точь-в-точь

85-й годовщине со дня рождения Сергея Есенина посвящаю Есенина нет, но горячее сердце Забилось сильнее

На кисть художника я променял бы лиру, Чтоб Вас запечатлеть хотя б единый раз И передать, как дар векам

Я знаю: он несчастней всех, Хоть ловко носит тогу счастья. Его улыбка, голос, смех… На это он великий

Глаза засыпаны песком — Могу ли ветер осудить за это? Бывают странности. Понять их нелегко — Не осуди

Я шел по дорогам, изрытым годами, Дышал, задыхался и падал в крови. И с тою же силою, как при Адаме

О, неужели все пойдет насмарку — И эта ночь, и эта тишина, И эти зеленеющие арки Листвы, в которых прячется луна?

Еще до рожденья звездой путеводной Нам служат горячие гроздья любви На торжищах людных, в пустыне безводной

С каждым часом всё ниже и ниже Опускаюсь, падаю я. Вот стою я, как клоун рыжий, Изнемогающий от битья.

Бювар старинный! Бабушка в Париже Тебя ласкала тайно от гостей. Ведь ты ей был всех самых близких ближе

Казалось мне, что все слова истерты, Что свежих слов мне не найти родник, Но взгляд один — и воскресает

И все-таки сквозь дым фантасмагорий И сквозь туман космической земли Читаю я в твоем холодном взоре То

Блеснула боль в твоем прощальном взоре, Покрылись сумраком любимые черты. Никто не дал мне столько горя

Ты прожил жизнь. Чего еще ты хочешь? Ты не болел проказой и чумой И, спотыкаясь, средь полярной ночи

Смотрю на дымку сизого заката, На очертанья неподвижных гор, И все, что волновало грудь когда-то, Вдруг

Опускаются веки, как шторы, Одному остаться позволь. Есть какой-то предел, за которым Не страшна никакая боль.

Был хмурый день. Мы ехали в тумане, Дрожали стекла, плача и звеня. Любить тебя душа не перестанет, Но

Довольно! Довольно! Довольно Истошно кликушами выть! Весь твой я, клокочущий Смольный, С другими — постыдно мне быть.

Откуда ты взялся — черный, кудлатый, Неимоверно славный пес? Жил ты бедно или богато, Где ты воспитывался и рос?