Стихи Шарля Бодлера

Когда, небрежная, выходишь ты под звуки Мелодий, бьющихся о низкий потолок, И вся ты – музыка, и взор

Когда в морском пути тоска грызет матросов, Они, досужий час желая скоротать, Беспечных ловят птиц, огромных

Тебя, как свод ночной, безумно я люблю, Тебя, великую молчальницу мою! Ты — урна горести; ты сердце услаждаешь

Как зеркало своей заповедной тоски, Свободный Человек, любить ты будешь Море, Своей безбрежностью хмелеть

Вы помните ли то, что видели мы летом? Мой ангел, помните ли вы Ту лошадь дохлую под ярким белым светом

Скажи, откуда ты приходишь, Красота? Твой взор — лазурь небес иль порожденье ада? Ты, как вино, пьянишь

Что скажешь ты, душа, одна в ночи безбрежной, И ты, о сердце, ты, поникшее без сил, Ей, самой милой

В те дни чудесные, когда у Богословья Была и молодость и сила полнокровья, Один из докторов — как видно

Скажи, душа твоя стремится ли, Агата, Порою вырваться из тины городской В то море светлое, где солнце

Чтоб дань платить, тебе судьбою Даны два поля, человек; Ты сталью разума весь век Их должен резать, как сохою.

Один лишь только раз вы мраморной рукою О руку оперлись мою. Я в недрах памяти, мой добрый друг, с тоскою

Амина нимфою летит, парит… Вослед Валлонец говорит: «По мне, все это бред! А что до всяких нимф, то их

Высоко над водой, высоко над лугами, Горами, тучами и волнами морей, Над горней сферой звезд и солнечных

Где тисы стелют мрак суровый, Как идолы, за рядом ряд, Вперяя в сумрак красный взгляд, Сидят и размышляют совы.

Жена в земле… Ура! Свобода! Бывало, вся дрожит душа, Когда приходишь без гроша, От криков этого урода.

Ревела улица, гремя со всех сторон. В глубоком трауре, стан тонкий изгибая, Вдруг мимо женщина прошла

I Я о тебе одной мечтаю, Андромаха, Бродя задумчиво по новой Карусель, Где скудный ручеек, иссякший в

О смертный! как мечта из камня, я прекрасна! И грудь моя, что всех погубит чередой, Сердца художников

«Откуда скорбь твоя? зачем ее волна Взбегает по скале, чернеющей отвесно?» — Тоской, доступной всем

Моя весна была зловещим ураганом, Пронзенным кое-где сверкающим лучом; В саду разрушенном не быть плодам

Художник мудрый пред тобой, Сатир пронзительных создатель. Он учит каждого, читатель, Смеяться над самим собой.

Поэт в тюрьме, больной, небритый, изможденный, Топча ногой листки поэмы нерожденной, Следит в отчаянье

Как иронический вопрос — Полночный бой часов на башне: Минувший день, уже вчерашний, Чем был для нас

Служанка скромная с великою душой, Безмолвно спящая под зеленью простой, Давно цветов тебе мы принести мечтали!

Вчера клан ведунов с горящими зрачками Стан тронул кочевой, взяв на спину детей Иль простерев сосцы отвиснувших

Пусть искажен твой лик прелестный Изгибом бешеных бровей — Твой взор вонзается живей; И, пусть не ангел

Твой взор загадочный как будто увлажнен. Кто скажет, синий ли, зеленый, серый он? Он то мечтателен, то

Прекрасно солнце в час, когда со свежей силой Приветом утренним взрывается восток. — Воистину блажен

Кто изваял тебя из темноты ночной, Какой туземный Фауст, исчадие саванны? Ты пахнешь мускусом и табаком

Г-ну Эжену Фромантену по поводу одного зануды, который назвал себя его другом Он мне твердил, что он

В неверных отблесках денницы Жизнь кружит, пляшет без стыда; Теней проводит вереницы И исчезает навсегда.

I Идея, Форма, Существо Низверглись в Стикс, в его трясину, Где Бог не кинет в грязь и в тину Частицу

Когда затихнешь ты в безмолвии суровом, Под черным мрамором, угрюмый ангел мой, И яма темная, и тесный

Природа — строгий храм, где строй живых колонн Порой чуть внятный звук украдкою уронит; Лесами символов

Часы! угрюмый бог, ужасный и бесстрастный, Что шепчет: «Вспомни все!» и нам перстом грозит, — И вот

Белая девушка с рыжей головкой, Ты сквозь лохмотья лукавой уловкой Всем обнажаешь свою нищету И красоту.

Луна, моих отцов бесхитростных отрада, Наперсница мечты, гирляндою цветной Собравшая вокруг звезд раболепный

I Сын Авеля, дремли, питайся; К тебе склонен с улыбкой Бог. Сын Каина, в грязи валяйся, Свой испустив

Сам Демон в комнате высокой Сегодня посетил меня; Он вопрошал мой дух, жестоко К ошибкам разум мой клоня

Куда ни обрати ты свой безумный бег — В огонь тропический иль в стужу бледной сферы; Будь ты рабом Христа

Отец еще дышал, кончины ожидая, А Гарпагон в мечтах уже сказал себе: «Валялись, помнится, средь нашего

Моей обителью был царственный затвор. Как грот базальтовый, толпился лес великий Столпов, по чьим стволам

Душа, тобою жизнь столетий прожита! Огромный шкап, где спят забытые счета, Где склад старинных дел, романсов

Друг мира, неба и людей, Восторгов трезвых и печалей, Брось эту книгу сатурналий, Бесчинных оргий и скорбей!

Ты вся — как розовый осенний небосклон! Во мне же вновь растет печаль, как вал прилива, И отступает вновь

Луна уже плывет медлительно и низко. Она задумалась, — так, прежде чем уснуть, В подушках утонув, мечтает

К Тебе, к Тебе одной взываю я из бездны, В которую душа низринута моя… Вокруг меня — тоски свинцовые

Скажи, ты видел ли, как гордая Диана Легко и весело несется сквозь леса, К толпе поклонников не преклоняя

Да, колыбель моя была в библиотеке; Пыль, Вавилон томов, пергамент, тишина, Романы, словари, латыняне

Люблю тот век нагой, когда, теплом богатый, Луч Феба золотил холодный мрамор статуй, Мужчины, женщины