Стихи русских поэтов

О своей любви Вы мне не говорите: Я люблю мужа, у меня дети; Не трудитесь расставлять сети, А если пылаете

Шаг за шагом, осторожно Я в полях чужих иду, — Всё тревожно, всё возможно, Всё в тумане и в бреду.

Ее глаза, глаза газели, Синеют в усиках ресниц. Она опустит очи ниц, И щеки вдруг зарозовели.

Я чувствую наверняка — Ах, оттого и боль сугуба! — Что прозы подлая рука Весь этот парк повалит грубо

Что сделать я мог, то я сделал, и с миром ты ныне, О, жизнь, отпускаешь меня… А. Жемчужников Он отошел

Король Фокстротт пришел на землю править, ??Король Фокстротт! И я — поэт — его обязан славить, ?

Небо — моя высота, Море — моя глубина. Радость легка и чиста, Грусть тяжела и темна. Но, не враждуя

Ты будущей себя женою утѣшаетъ, Какую взять тебѣ, усердно вопрошаешъ. Возми богатую, такъ будешъ ты богатъ

Княгини Трубецкой зарыто тѣло въ землю, Пришли минуты кь ней послѣдняго часа, Уже летитъ ея душа подъ

На горах, под метелями, Где лишь ели одни вечно зелены, Сел орел на скалу в тень под елями И глядит —

Как согласно сердце бьётся С полуночной тишиной! Как послушно подаётся Прах дорожный подо мной!

Блаженный лик Маира Склоняется к Ойле. Звенит призывно лира, — И вот начало пира В вечерней полумгле.

О чемъ ты сѣтуешь и рвешся всеминутно? Всегда вздыхаешь ты, на все взирая смутно: Покинулъ ты свирѣль

Здесь не надо мечтать, ни к чему размышлять О тихом часе. Ни одна из богинь не сойдёт погулять На Фридрихштрассе.

Какія способы найти Чтобъ лужу перейти, И что бы въ ней со всѣмъ не замараться? Чрезъ лужу два хотятъ

Ты только что была у проходимца Зета, Во взорах похоти еще не погася… Ты вся из Houbigant! ты вся из

Туман не редеет Молочною мглою закутана даль, И на сердце веет Печаль. С заботой обычной, Суровой нуждою

Оставил дрожки у заставы, Побрел пешком. Ну вот, смотри теперь: дубравы Стоят кругом. Недавно ведь мечтал

Я знаю: рук не покладает В работе мастер гробовой, А небо все-таки сияет Над вечною моей Москвой.

«Привиденье Финского залива», Океанский пароход-экспресс, Пятый день в Бостон плывет кичливо, Всем другим

Как лес восстановить по пням? Где слово, чтоб поднять умерших? Составы, стоны, суетня, Пурга да кислый

О, Лилия ликеров, — о, Cre’me de Violette![1] Я выпил грез фиалок фиалковый фиал… Я приказал немедля

Свежей душистого горошка, И значит — свежести свежей, Немножко больше, чем немножко, Ты захотела стать

Наша встреча — похороны дней Предыдущих, кажущихся прахом. Призадумайся, мой друг, над ней, Над судьбы

Когда мечты полночной обаянья Умчат меня в заветные края, Где, бледная от лунного сиянья, Ко мне придёт

На месте священном, где с дедовских дней, Счастливый правами свободы, Народ Ярославов, на воле своей

Св. кн. О.Ф. Им-ской То было в Гатчине, лет десять Тому назад, но до сих пор Отрадно мне тем летом грезить

Пробегают грустные, но милые картины, Сотни раз увиденный аксаковский пейзаж. Ах, на свете все из той

Лживые двери твои безучастны, Окна глухие в твоём терему, Внешние шумы и песни напрасны, — Им и к порогу

Я дорогой невинной и смелою Прохожу, ничего не тая. Что хочу, то могу, то и делаю, — Вот свобода моя.

О жизнь, умчи меня от скучных берегов, От волн ленивых и ползучих, В поток валов Могучих! Умчи мою ленивую

Запоздалый ездок на коне вороном Под окошком моим промелькнул. Я тревожно гляжу, — но во мраке ночном

Наш кузнечик расшалился, с одуванчика свалился. Покатился кувырком и столкнулся с мотыльком.

Печаль и боль в моем сердце, Но май в пышноцветном пылу. Стою, прислонившись к каштану, Высоко на старом валу.

Сероглазая женщина с книжкой присела на койку И, больных отмечая вдоль списка на белых полях, То за марлей

Приказчикъ въ деревняхъ, иль въ домѣ управитель, Или ясняй сказать надъ деньгами властитель, Хотя къ

Какъ я женать, тому четырехъ нѣтъ недѣль, А видно, что уже потребна колыбель: Иной бы за такой проступокъ

Поезд плачется. В дали родные Телеграфная тянется сеть. Пролетают поля росяные. Пролетаю в поля: умереть.

Он промечтал всю ночь, пока в его окно Не бросил мутный день рассеянные взоры Сквозь полотно Дырявой шторы.

Забыт костёр в лесной поляне: Трещат иссохшие сучки, По ним в сереющем тумане Перебегают огоньки, Скользят

Это — весна! Небо глядит сентябрем, Жутко сидеть у окна; Мгла за окном. Льдины плывут, — тучи, — холод

Мой дом стоит при въезде на курорт У кладбища, у парка и у поля. Он с виду прост, но мною дом мой горд;

С грохотом летели мимо тихих станций Поезда, наполненные толпами людей, И мелькали смутно лица, ружья

Там, где картинно обгибая Брега, одетые в гранит, Нева, как небо голубая. Широководная шумит, Жил был поэт.

Ты, может быть, меня и любишь, Я в это верю иногда, Но никогда не приголубишь И не отдашься никогда.

(Ответ Валерию Брюсову на его послание) Я так устал от льстивой свиты И от мучительных похвал… Мне скучен

Ночь безлунная звездами Убирала синий свод; Тихи были зыби вод; Под зелеными кустами Сладко, дева-красота

На восток, туда, к горам Урала, Разбросалась странная страна, Что не раз, казалось, умирала, Как любовь

Ты смотришь назад, но что ты можешь вернуть назад? Друзья один за одним превратились в машины И ты уже

Цвеутъ сіяющи въ мои дни тако крины: Какъ Росскія страны во дни ЕКАТЕРИНЫ.