Стихи русских поэтов

Сто раз решал он о любви своей Сказать ей твердо. Все как на духу! Но всякий раз, едва встречался с ней

На заре розовела от холода Крутобокая белая Вологда. Гулом колокола веселого Уверяла белая Вологда: Сладок

Вот сын ее, — он — тайна Иеговы — Лелеем девы чистыми руками. У ног ее земля под облаками, На воздухе

«Кюба»! «Контан»! «Медведь»! «Донон»! Чьи имена в шампанской пене Взлетели в Невский небосклон В своем

Когда умирает для уха Железа мучительный гром, Мне тихо по коже старуха Водить начинает пером.

За тобой ещё нет Пройденных дорог, Трудных дел, долгих лет И больших тревог. И надежно заглушён Ночью улиц гул.

Полюбил я сердцем Леля, По сердцу пришел Услад! Был бы стол, была б постеля — Я доволен и богат.

Когда мне говорят о красоте Восторженно, а иногда влюблено, Я почему-то, слушая, невольно Сейчас же вспоминаю о тебе.

Судьба была неумолима, Но знаю я, вина — моя. Пройдите с отвращеньем мимо, И это горе вызвал я.

1. Чтоб и крестьянин жил в довольстве, 2. и рабочий сыт, — 3. да не будет ни одной незасеянной полосы!

Моя душа оазис голубой. Бальмонт Моя душа эбеновый гобой, И пусть я ниц упал перед кумиром, С тобой

Памяти Апухтина Я устал от бессонниц и снов, На глада мои пряди нависли: Я хотел бы отравой стихов Одурманить

И кто вы суть? Безликие кликуши? Куда грядёте — в Мекку ли в Мессины? Модели ли влачите к Монпарнасу?

Над кем судьбина не шутила, И кто проказ ее не раб? Слепая приговор скрепила — И с бала я попал в ухаб!

Заметила ли ты, о друг мой молчаливый, О мой забытый друг, о друг моей весны, Что в каждом дне есть миг

А наши судьбы, помыслы и слава, мечты, надежды, радость и беда — сейчас еще расплавленная лава, текущая

1. Фронт первый номер — старайся, чтоб пан помер. 2. Фронт второй — Врангелю могилу рой. 3.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА Тень Полидора, младшего сына Одиссей, царь Итаки (III) Приама и Гекубы (II) Талфибий

И бродят тени, и молят тени: «Пусти, пусти!» От этих лунных осеребрений Куда ж уйти? Зеленый призрак

Деятели спорта и культуры, Разрешите новшество внедрить: Поменять фигуры на шампуры, Чтоб не сразу сильно перепить!

Когда Красовского отпряли парки годы, Того Красовского, который в жизни сам Был паркою ума, и мыслей

Любовь сегодня, словно шляпу, скинули. Сердца так редко от восторга бьются. Любовь как будто в угол отодвинули

В крылатом домике, высоко над землей, Двумя ревущими моторами влекомый, Я пролетал вчера дорогой незнакомой

1. За 10 месяцев 1920 года потреблено 11 миллионов кубических саженей, 2. а за весь 1919 год — 7 миллионов.

Если больше не плачешь, то слезы сотри: Зажигаясь, бегут по столбам фонари, Стали дымы в огнях веселее

Кончен день. И в балагане жутком Я воспользовался промежутком Между «сколько света» и «ни зги».

Не писать стихов мне и романов, Не читать фантастику в углу — Я лежу в палате наркоманов, Чувствую —

Я слышу, слышу ваш красноречивый зов, Спешу под вашу тень, под ваш зеленый кров, Гостеприимные, прохладные дубровы!

Когда порой влюбляется поэт, Он в рамки общих мерок не вмещается, Не потому, что он избранник, нет, А

Честь ли вам, поэты-братья, В напускном своём задоре Извергать из уст проклятья На певцов тоски и горя?

Блажен, о Цирцея, кто в черные волны забвенья Гирлянду завядшую дней пережитых кидает, Пред кем исчезают

В нем Совесть сделалась пророком и поэтом, И Карамазовы и бесы жили в нем, — Но что для нас теперь сияет

А океан бил в берега, Простой и сильный, как и раньше. А ураган трубил в рога И волны гнал назад к Ла-Маншу.

От скучных шабашей Смертельно уставши, Две ведьмы идут и беседу ведут: «Ну что ты, брат-ведьма?

Гонители, он — ваш! Вам плески и хвала! Терзайте клеветой его дела земные, Но не сорвать венка вам с

Сколько чувств ты стараешься мне открыть, Хоть с другими когда-то и не старалась. Там все как-то само

Я еду — мрак меня гнетет — И в ночь гляжу я; огонек Навстречу мне то вдруг мелькнет, То вдруг, как будто

1. Поздравили царя. Поздравили Керенского. 2. Стали поздравлять Колчака. 3. Генералов поздравили.

Глаза открыты и не видят… Я — мертвец… Я жил… Теперь я только падаю… Паденье, Как мука, медленно и тяжко

На каком же меридиане, На какой из земных широт Мои помыслы и деянья Будут пущены в оборот – Переизданы

Вот это да, вот это да! Сквозь мрак и вечность-решето, Из зала Страшного суда Явилось то — не знаю что.

О милый друг, оставь угадывать других Предмет, сомнительный для них, Тех песней пламенных, в которых

Все в доме пасмурно и ветхо, скрипят ступени, мох в пазах… А за окном — рассвет и ветка в аквамариновых слезах.

Святая ль ты, иль нет тебя грешнее, Вступаешь в жизнь, иль путь твой позади, — О, лишь люби, люби его нежнее!

Как майский голубоокий Зефир — ты, мой друг, хороша, Моя ж — что эолова арфа, Чутка и послушна душа!

Одетый в черное, он бледен был лицом, И речи, как дрова, меж губ его трещали, В его глазах холодный отблеск

О чем шумите вы, квасные патриоты? К чему ваш бедный труд и жалкие заботы? Ведь ваши возгласы России

Я изучил все ноты от и до, Но кто мне на вопрос ответит прямо? Ведь гаммы начинают с ноты «до» И ею же

Осенний вечер спит в листве платана, Огни реклам мигают на бегу, А я в концертном зале Еревана В каком-то

Нельзя за любовь — любое, Нельзя, чтобы то, что всем. за любовь платят любовью Или не платят совсем.