Стихи русских поэтов

«Я обесчещена», — пришла просить вдова. Однако знал судья, кто просит такова. «Чем?»- спрашивал ее.

Похвально то что дѣлано искусно, А что не вкусно, То плохо завсегда, На что бы ни пришла изъ мыслей череда.

Угас дневной надменный свет, Угомонились злые шумы, — И наступает ваш рассвет, Благие творческие думы.

Ты чутко читала Сергея Волконского На синей тахте у стены голубой. Я только что кончил работу с эстонского

Перевести Эредиа сонеты — Заданье конкурса. Недели три Соревновались в Мюнхене поэты. Бальмонт и я приглашены в жюри.

Итак вы снова в Дылицы? Ну, что же, в добрый час. Счастливица! счастливица! Я радуюсь за Вас!

Почтенный старец Аполлона! Как счастлив ты: давным-давно В тенистых рощах Геликона Тебе гулять позволено.

Очи тёмные подъемлет Дева к небу голубому, И, на звёзды глядя, внемлет Чутко голосу ночному.

По вечерам графинин фаэтон Могли бы вы заметить у курзала. Она входила в зал, давая тон, Как капельмейстер

Испуганно внемля далекой ракете, Когда задремали в истоме сады, Купая лицо в резедовом букете, Она понимала

Где твои туфли на манной каше, И куда ты засунул свой двубортный пиджак. Спрячь подальше домашние тапки

Он не знает, но хочет, — Оттого возрастает, цветёт, Ароматные сладости точит, И покорно умрёт.

Господь прославил небо, и небо — благость Божью, но чем же ты живешь? Смотри, леса, и травы, и звери

Кто пришел? Трубочист. Для чего? Чистить трубы. Чернощекий, белозубый, А в руке — огромный хлыст.

В детстве слышал я ночами Звуки странного мотива. Инструмент, мне неизвестный, Издавал их так красиво.

Чувство крылатое властно лишь миг, Мысль вдохновенная — век. Что головою поник? Чувство порывное властно лишь миг.

Я мечтаю о том, чего нет И чего я, быть может, не знаю… Я мечтаю, как истый поэт, — Да, как истый поэт, я мечтаю.

Синь неба облачного матова. Как клочья ваты, облака. В сопровожденьи пса лохматого Иду к реке, — шумит река.

Тихая дорога, И над нею сосны. Отдохнём немного, Комары несносны. Смотрят дети хижин В тихом нетерпеньи

Наши реки бедны водой, В наших окнах не видно дня, Наше утро похоже на ночь, Ну, а ночь — для меня… Глядя

Прохожій, обща всемъ живущимъ часть моя: Что ты, и я то былъ; ты будетъ то, что я.

Лионель — певец луны. Мирра Лохвицкая Я лунопевец Лионель — Пою тебя, моя царица. Твоим лучом да озарится

Огонь, пылающий в крови моей, Меня не утомил. Ещё я жду, — каких-то новых дней, Восстановленья сил.

Где Вы теперь и с кем, Кто хочет быть судьей, Кто помнит все имена Нам не хватает тем, Не нарушай покой

Степь моя! Ширь моя! Если отрок я, Раскрываю я Жёлтенький цветок, Зажигаю я Жёлтенький, весёленький

Ах, милый Николай Васильич Гоголь! Когда б сейчас из гроба встать ты мог, Любой прыщавый декадентский

Струн провода, ток по рукам, Телефон на все голоса говорит: «Пока!» Пора… И пальто на гвозде, шарф в

Я не спал, — и звучало За рекой, Трепетало, рыдало Надо мной. Это пела русалка, А не ты. И былого мне

Для кого прозвучал Мой томительный голос? Как подрезанный колос, Я бессильно упал. Я прошёл по земле

Пиит, Зовомый Симонид, Был делать принужден великолепну оду Какому-то Уроду. Но что писать, хотя в Пиите

Встал, подымаюсь я снова Тихой и бледной луной. На землю сею сиянья, Чары, и сны, и мечтанья, Всем утомлённым покой.

Позолотила ноготки Своей подруге Маргарите. Вы, проходящие, смотрите На золотые ноготки, И от завистливой

Из гор, которыми картинный рейнский край Гордится праведно, пленительный, как рай, Которых имена далеко

— К нам, к нам! Вот свежий мадаполам, Соска для медвежонка, Бритва для вашего ребенка, Самые модные сосиски

Люблю смотреть на месяц ясной, Когда встает он из-за гор; Но мне милее светлый взор Сияны резвой и прекрасной.

Вступление[1] Не из задора, не для славы Пишу онегинской строфой Непритязательные главы, Где дух поэзии живой.

Есоповъ господинъ гостей когда то ждалъ На ужину къ себе: приказъ Есопу далъ, Чтобъ было кушанье поранее

Во трудолюбіи каковъ Ея Отецъ: Толико Дщерь Его Владычица сердецъ.

Не люблю темные стекла, Сквозь них темное небо. Дайте мне войти, Откройте двери. Мне снится черное море

Прощая жизни смех злорадный И обольщенья звонких слов, Я ухожу в долину снов, К моей невесте беспощадной.

Амур — застенчивое чадо. Суровость для него страшна. Ему свободы сладкой надо. Откроет к сердцу путь она.

Зеленая вода гнилого моря, Как отразится в ней высокая звезда? Такая тусклая и дряхлая вода, Зеленая

Так бывает почему-то: Ночью, чуть забрезжат сны – Сердце словно вдруг откуда-то Упадает с вышины. Ах!

Кончается одиннадцатый том Моих стихов, поющих о бывалом, О невозвратном, сказочном, о том, Что пронеслось

Тяжко видеть гибель мира, Ощущать ее. Страждет сердце, друг мой Мирра, Бедное мое. Все так жалко, так

Былъ оселъ, и всякой день Отъ хозяевъ былъ онъ битъ, часто погоняли, Подъ бременемъ за лѣнь, Всякой часъ

Как на казнь, я иду в лазарет! Ах, пойми! — я тебя не увижу… Ах, пойми! — я тебя не приближу К сердцу

Пуччини и Сарду Стонет, в страданиях мечется Тоска, Мысли расплылись, как глетчеры воска, Взоры — безумны

Как они наивны И как робки были В дни, когда друг друга Пламенно любили! Плакали в разлуке, От свиданья

Конрад одевается в латы, Берет он секиру и щит. «О рыцарь! о милый! куда ты?» Девица ему говорит.