Стихи о себе

Я памятник себе воздвиг нерукотворный, К нему не зарастет народная тропа, Вознесся выше он главою непокорной

Я бываю такая разная – То капризная, то прекрасная, То страшилище опупенное, То красавица – мисс Вселенная

Я старомодна… Мне нравятся платья до пяток, Честь и застенчивость, и медицина без взяток… Добрые песни

Как тяжело ходить среди людей И притворятся непогибшим, И об игре трагической страстей Повествовать еще

Тоска по родине! Давно Разоблаченная морока! Мне совершенно все равно — Где совершенно одинокой Быть

Черный человек Мой чёрный человек в костюме сером. Он был министром, домуправом, офицером. Как злобный

По мостовой моей души изъезженной шаги помешанных вьют жестких фраз пяты. Где города повешены и в петле

Пока спокойною стопою Иду, и мыслю, и пою, Смеюсь над жалкою толпою И вздохов ей не отдаю. Пока душа

Я сама себя нашла! Я сама себе важна! Я сама себя открыла, я сама себе нужна! Я сама с собой дружу, я

Четыре. Тяжелые, как удар. «Кесарево кесарю — богу богово». А такому, как я, ткнуться куда?

Независима, не завистлива, непорядочность не прославила. Допускаю: кого-то обидела, но зато никого не

Я сошью себе черные штаны из бархата голоса моего. Желтую кофту из трех аршин заката. По Невскому мира

Мне далеко до идеала… да вообщем, я, и не стремлюсь, да, я ленюсь, когда устала и осуждений не боюсь.

Ты меня о возрасте не спрашивай, Не совпал он с состоянием души. Комплиментами меня не приукрашивай

Я живу на Большой Пресне, 36, 24. Место спокойненькое. Тихонькое. Ну? Кажется — какое мне дело, что где-то

Ну не надо меня хвалить… Дескать, умничка… сильная баба… Знали б вы, что такое быть… Сильной, смелой…

Мне повезло: я вовсе не из тех, Кто радости других не переносит, Кому невыносим чужой успех, Кто счастья

Ах, откуда у меня грубые замашки? Походи с моё, поди, даже не пешком… Меня мама родила в сахарной рубашке

Сама судьба мне завещала С благоговением святым Светить в преддверьи Идеала Туманным факелом моим.

Я ждала свой счастливый день В восемнадцать, когда весна, Распускала в садах сирень, А душе не давала

Чтоб не было следов, повсюду подмели… Ругайте же меня, позорьте и трезвоньте: Мой финиш — горизонт, а

Мне судьба — до последней черты, до креста Спорить до хрипоты (а за ней — немота), Убеждать и доказывать

Вот — главный вход, но только вот Упрашивать — я лучше сдохну. Вхожу я через чёрный вход, А уходить стараюсь в окна.

Сон мне снится — вот те на: Гроб среди квартиры, На мои похорона Съехались вампиры. Стали речи говорить

Как люди смотрят, друг на друга — Я не устану наблюдать … В одних глазах … шипела вьюга, В других — Господня

Нет острых ощущений — всё старьё, гнильё и хлам, Того гляди, с тоски сыграю в ящик. Балкон бы, что ли

Когда толпа вокруг кумирам рукоплещет, Свергает одного, другого создает, И для меня, слепого, где-то

Я столько лет уже жила И видела немало, Как проросла весной трава, А осенью увяла… Как сердце верило

Когда я отпою и отыграю, Где кончу я, на чём — не угадать. Но лишь одно наверное я знаю: Мне будет не

Вы, идущие мимо меня К не моим и сомнительным чарам, — Если б знали вы, сколько огня, Сколько жизни

Вот иду я, заморский страус, в перьях строф, размеров и рифм. Спрятать голову, глупый, стараюсь, в оперенье

I. Чту Фауста ли, Дориана Грея ли, Но чтобы душу дьяволу — ни-ни! Зачем цыганки мне гадать затеяли?

За городом вырос пустынный квартал На почве болотной и зыбкой. Там жили поэты,- и каждый встречал Другого

И вот в послевоенной тишине к себе прислушалась наедине… . . . . . . . . . . . . . . . . . .

И вкусы, и запросы мои странны, Я экзотичен, мягко говоря: Могу одновременно грызть стаканы И Шиллера

Я к людям не выйду навстречу, Испугаюсь хулы и похвал. Пред Тобой Одною отвечу, За то, что всю жизнь молчал.

Улица провалилась, как нос сифилитика. Река — сладострастье, растекшееся в слюни. Отбросив белье до последнего

1 Дом Хотя бы потому, что потрясен ветрами Мой дом от половиц до потолка; И старая сосна трет по оконной

День на редкость — тепло и не тает, Видно, есть у природы ресурс, Ну… и, как это часто бывает, Я ложусь

Меня опять ударило в озноб, Грохочет сердце, словно в бочке камень,— Во мне живёт мохнатый злобный жлоб

Я люблю смотреть как умирают дети. Вы прибоя смеха мглистый вал заметили за тоски хоботом? А я — в читальне

Выхожу я в путь, открытый взорам, Ветер гнет упругие кусты, Битый камень лег по косогорам, Желтой глины

Корабли постоят — и ложатся на курс, Но они возвращаются сквозь непогоду… Не пройдёт и полгода — и я

Общаюсь с тишиной я, Боюсь глаза поднять, Про самое смешное Стараюсь вспоминать, Врачи чуть-чуть поахали: «Как?

Я не был знаменит. Но был не столь усат. Отбросив ложный стыд, Пошёл я в детский сад. Я образ жизни вёл.

Утро. Мутные стекла как бельма, Самовар на столе замолчал. Прочел о визитах Вильгельма И сразу смертельно устал.

Истома ящерицей ползает в костях, И сердце с трезвой головой не на ножах, И не захватывает дух на скоростях

Нет. Это неправда. Нет! И ты? Любимая, за что, за что же?! Хорошо — я ходил, я дарил цветы, я ж из ящика

Мне скулы от досады сводит: Мне кажется который год, Что там, где я, — там жизнь проходит, А там, где

Я счастлива жить образцово и просто — Как солнце, как маятник, как календарь. Быть светской пустынницей