Стихи современных поэтов

Крыши, поднятые по краям, как удивленные брови: Что вы? неужели? рад сердечно! Террасы, с которых вечно

Отче Александр, никто не знает здесь о том, что там. Вряд ли кто-то называет то, что сердце забывает

Граждане марионетки, уклоняйтесь от объятий! Перепутаются нитки от лодыжек и запястий, — не распутать

Весть обызвестковалась. Смерть нашла в моей груди незанятое место и там в клубок свернулась и пригрелась

оприходовать уход приручить утрату снарядить подземный плот сделать всё как надо будут речи и цветы и

Жизнь в посудной лавке… Мы, слоняясь по ней, знали цену ласке, знали: она ценней боли, знали, сколько

Ласковый жест сгибаю как жесть и строю дом, начиная с крыши. Пишу то, что хочу прочесть. Говорю то, что

Нечистая, чистых учу чистоте, как будто от этого сделаюсь чище. Не в силах сознаться в своей нищете

Толстые икры правителей, дам кружева и локоны… Лучшее, что я видела в музеях, — деревья за окнами.

Вот и пришли времена мать от груди отнимать. Зачем мужчине жена? Помочь оплакивать мать. Скоро узнаешь

Возлюбленные тени, как вас много внутри отдельно взятой головы! Так вот что это значит — верить в Бога

И когда ты будешь плакать, что скоро двадцать, то есть четверть жизни вылетела в трубу, не умеешь ни

А это даже почти банально, ну то есть каждому по плечу, луна на небе висит бананом и смотрит, как я внизу лечу.

Никто меня не толкал, не бил меня по рукам, изящно не намекал, и яда не лил в бокал. Но дрогнул сквозняк

1. Я обрастаю вещами, фруктами и овощами. Хлебом, подушками, сором, утром, халатиком сонным.

Сладкие дни крошатся в руке, как коржик, сонное море дремлет в объятьях тени, берег роскошен, зелен и

Никто уже не станет резать вены — И слава тебе господи! — из-за Моей предполагаемой измены И за мои красивые глаза.

Раньше здесь было кафе «Сосиски». Эта столовка — полуподвал — Чуть ли первой значится в списке Мест

«Кто обидит меня — тому ни часа, Ни минуты уже не знать покоя: Бог отметил меня и обещался Воздавать

…Меж тем июнь, и запах лип и гари Доносится с бульвара на балкон К стремительно сближающейся паре;

Жизнь — это роман с журналисткой. Стремительных встреч череда С любимой, далекой и близкой, родной, не

В России выясненье отношений Бессмысленно. Поэт Владимир Нарбут С женой ругался в ночь перед арестом

Я в Риме был бы раб — фракиец, иудей Иль кто-нибудь еще из тех недолюдей, У коих на лице читается «Не

Пролог Он жил у железной дороги (сдал комнату друг-доброхот) И вдруг просыпался в тревоге, как в поезде

Как-то совестно сладкое есть. Все боюсь — не по мне эта честь, Взбитых сливок гора с черносливом.

Кто обойден галантной школой, Тот не увидит Галатеи В трактирщице из пирожковой, В торговке из галантереи.

Нет ни сахара, ни сигарет В этом городе, Богом забытом, И тебя в этом городе нет, В дополненье ко всем

Ах, одиночество! Месиво боли, гордыни, срама. Дочка его — поэзия. Впрочем, она же — мама. Ох, это одиночество!

Двадцатый век, прикидываясь Шивой, копается в душе, как в шкуре вшивой. Потом он тихо спит, прикрывшись тучей.

Может быть, обитатель звёзд глядящий на нас с небес, учует тепло наших гнезд. Нам нельзя обойтися без.

Голос слепого моллюска, пробиваясь сквозь толщу вод (так карабкается альпинист на вершину Монблана)

счастье — зайти без приглашения в гости, стряхнув снег с плеч, потому что шёл мимо, а на улице дикий холод.

В час расставания, на краю заката, Когда на пол от лип ложатся тени. Ты мне сказала: — Я была так рада

О подножье трех слонов Плещет Космоса безбрежность. Пустоту ненужных слов Растворяет Безмятежность… Подойди

Из толщи скал на свет проник Поток живой воды – родник, Пробивший путь из сердца гор, Под неба синего простор.

Идут неспешно вдоль ряда, пялятся, выбирают: — Смотри, мне такой же надо, как белоснежный, с краю.

Купить газету, запомнить город и день. Смотреть, как плывут огни по черной воде, как сложно губы уложены

Кто из них оставил ему лазейку, бесполезно теперь гадать. Он приходит. Садится. И шепчет: зенки подымите-ка

Он приходил ко мне, плакал, клал голову мне на грудь, А я думала – ну ладно, ну выкарабкаемся как-нибудь.

И всё пространство заштрихует дождь, Но ветер, словно пастырь, лаконичен, И ты ему внимаешь так по-птичьи

Я понимаю, сейчас об этом смешно, и вот на каждом слове немею… Я за тобой ныряла сдуру на самое дно

За то, кем я была, и кем ещё побуду, пока, как клейкий лист, не развернётся жизнь, простите все, кто

Мне сейчас уехать, как прыгнуть с крыши. У моей печали не видно дна. Я молчу и слушаю, как ты дышишь.

Не опереньем ценится стрела, Но до поры несбывшейся мишенью. Глагольной формой — «буду, есть, была» —

Ночь оставляет нетронутым только контур. Смертным быть тяжелее, чем просто живым. Каждого, кто покидает

И только скрип усталой половицы, И только долгий выдох в тишине Нас выдаёт. То звери или птицы – На потолке

Каждого и прости, и благослови, Вот тебе жизнь, вот тебе Бог над нею. Нет ничего мучительнее любви, Нет

Ну и всё, говорю я, и всё… Мы стоим, как два истукана, Время накрывает нас с головой, выплёскивает за

оскар за главную женскую роль в фильме,который никто не снимал, вне конкуренции достанется той, что ДИКО

Пока тебя ласкали. Меня тоскало.(цэ.) Налей мне чашку клея. Я выпью. Но не надо ничего склеивать.