Стихи Брюсова Валерия

Ру-ру, ру-ру, трах, рк-ру-ру… По вечерам, как поутру, Трамвай гремит, дзинь-дзинь звонит… И стук колес

На заре вечерней, в трауре, Ты куда спешишь, девица? Соловей свистит на яворе, Месяц в озеро глядится.

Волны волос упадали, Щечки пылали огнем. С отзвуком нежной печали Речи любовью звучали, Нега сквозила во всем.

Женский голос — он прозрачен, Как дрожащее стекло, И, предчувствием охвачен, Я молчу, склонив весло.

Голос «Ты — мой, моей рукой отмечен, И я, уверенная, жду. Играй, безумен и беспечен, От счастья смейся

Есть одно, о чем плачу я горько: Это прошлые дни, Это дни восхитительных оргий И безумной любви.

Тень несозданных созданий Колыхается во сне, Словно лопасти латаний На эмалевой стене. Фиолетовые руки

Мы встретились с нею случайно, И робко мечтал я об ней, Но долго заветная тайна Таилась в печали моей.

Завтра, когда мое тело найдут, Плач и рыданья поднимутся тут. Станут жалеть о судьбе дарований, Смерть

Над простором позлащенным Пестрых нив и дальних рощ Шумом робким и смущенным Застучал весенний дождь.

Звезды закрыли ресницы, Ночь завернулась в туман; Тянутся грез вереницы, В сердце любовь и обман.

Палочка-выручалочка, Вечерняя игра! Небо тени свесило, Расшумимся весело, Бегать нам пора! Раз, два

Юноша бледный со взором горящим, Ныне даю я тебе три завета: Первый прими: не живи настоящим, Только

Серебро, огни и блестки,- Целый мир из серебра! В жемчугах горят березки, Черно-голые вчера.

Мы забавляемся Нашей судьбой, Тихо качаемся В люльке с тобой. Фея-кудесница Песню поет, К месяцу — лестница

В ее глаза зеленые Взглянул я в первый раз, В ее глаза зеленые, Когда наш свет погас. Два спутника случайные

Я много лгал и лицемерил, И много сотворил я зла, Но мне за то, что много верил, Мои отпустятся дела.

Поезд врывается в древние скалы, — Слева и справа гранит. Вот на тропе пешеход запоздалый Стал, прислонился, глядит.

Островки, заливы, косы, Отмель, смятая водой; Волны выгнуты и косы, На песке рисунок рунный Чертят пенистой грядой.

Душно, тесно, в окна валит Дымный жар, горячий дым, Весь вагон дыханьем залит Жарким, потным и живым.

Пределы? нет их! Цель — бесконечность! Из песен петых — Звездная млечность. Там дальше — туманность Ориона

Часть I. Опыты по метрике и ритмике «Оригинальность, — говорит Эдгар По (в статье „Философия творчества“)

(На пристани пустынной бледный мальчик Глядит, как гаснет огненный закат…) — Плыви, наш пароход!

Семицветным полукругом Ты взнеслась над влажным лугом, Утвердив в траве края. Мост, который в долы наши

Надежда — вскрыть все таинства природы — Мир к высшей тайне привела, — и бог Восстал над бурей будничных

Она, свои скрывая груди И лоно зыбким тростником, На мир, где колдовали люди, Смотрела из реки тайком.

Свобода! Свобода! Восторженным кликом Встревожены дали холодной страны: Он властно звучит на раздольи

Начинается песня недлинная, О Петре, великом разбойнике. Был тот Петр разбойником тридцать лет, Меж товарищей

Стоял я в этот час, незрящий Пред будущей судьбой Эдип, И видел лишь ее дрожащей Руки пленительный изгиб.

Уступами всходят Карпаты Под ногами тает туман. Внизу различают солдаты Древний край — колыбель славян.

Я верю всегдашним случайностям, Слежу, любопытствуя, миги. Так сладко довериться крайностям, Вертепы

Будь меж святынь в веках помянута Ты, ныне льющаяся кровь! Рукой властительной протянута Нам чаша испытаний вновь.

В ночной полумгле, в атмосфере Пьянящих, томящих духов, Смотрел я на синий альков, Мечтал о лесах криптомерий.

Как завидна в час уныний Жизнь зеленых червячков, Что на легкой паутине Тихо падают с дубов!

Моя любовь — палящий полдень Явы, Как сон разлит смертельный аромат, Там ящеры, зрачки прикрыв, лежат

Я убежал от пышных брашен, От плясок сладострастных дев, Туда, где мир уныл и страшен; Там жил, прельщения презрев.

Кипит, шумит. Она — все та же, Ее не изменился дух! Гранитам, дремлющим на страже, Она ревет проклятья вслух.

Ева Адам! Адам! приникни ближе, Прильни ко мне, Адам! Адам! Свисают ветви ниже, ниже, Плоды склоняются к устам.

Это было? Неужели? Нет! и быть то не могло. Звезды рдели на постели, Было в сумраке светло.

Итак, это — сон, моя маленькая, Итак, это — сон, моя милая, Двоим нам приснившийся сон! Полоска засветится

Закат ударил в окна красные И, как по клавишам стуча, Запел свои напевы страстные; А ветер с буйством

Я — сын земли, дитя планеты малой, Затерянной в пространстве мировом, Под бременем веков давно усталой

Я люблю большие дома И узкие улицы города, — В дни, когда не настала зима, А осень повеяла холодом.

Ночи, когда над городом Дымы лесных пожаров, А выше — эллинским мороком — Гекаты проклятые чары, — Все

А сколько радости и неги В бегущих медленно часах! Следов доискиваться в снеге, Взметать на лыжах белый прах.

(Степаннос, XVII в.) Нежная! милая! злая! скажи, Черные очи, яр! черные очи! Что, хоть бы раз, не придешь

Тимур, прочтя оскорбительное письмо Баязета, воскликнул: «Сын Мурата сошел с ума». Нет! не с ума сошел

Засыпать под ропот моря, Просыпаться с шумом сосен, Жить, храня веселье горя, Помня радость прошлых вёсен;

Ты говоришь: ограда меди ратной… Адалис Будь мрамором, будь медью ратной, Но воском, мягким воском будь!

Эти милые, красно-зеленые домики, Эти садики, в розах и желтых и алых, Эти смуглые дети, как малые гномики