Стихи Брюсова Валерия

Твои стихи поют, как звучный В лесу стремящийся ручей; С ним незабудки неразлучны И тени зыбкие ветвей.

(Строфы) Закатная алость пылала, Рубиновый вихрь из огня Вращал ярко-красные жала. И пурпурных туч опахала

Звезды тихонько шептались, Звезды смотрели на нас. Милая, верь мне, — в тот час Звезды над нами смеялись.

Avec un peu de soleil et du sable blond J’ai fait de l’or. Fr. Viele Griffin[1] Золото сделал я, золото

Иван-да-марья, Цветок двойной, Тебя, как встарь, я Топчу ногой. Мне неприятен Твой вид в траве: Ряд алых

(Ямбический триметр) Внезапно ночью, близко от полуночи, Когда прозрачный воздух теплый пламенно Далеко

Благоговейно посвящается памяти В. А. Жуковского 1 Угрюм и грозен замок Твид. Он со скалой как будто

В морозном тумане белеет Исакий. На глыбе оснеженной высится Петр. И люди проходят в дневном полумраке

Я первые полеты славил Пропеллером свистящих птиц, Когда, впервые, Райт оставил Железный рельс и бег

Ты приходил ко мне, холодный, С жемчужным инеем в усах. В вечерний час, со смертью сходный, Твой лоб

Как город призрачный в пустыне, У края бездн возник мой сон. Не молкнет молний отсвет синий, Над кручей

Дух знанья жил, скрыт в тайном эликсире, Поя целебно мутный мрак веков. Пусть жизнь была сплошной борьбой

Сумрак за черным окном В полночь тоскливо погас. Думы овеяны сном В этот загадочный час. Странницы жизни

(Газелла) Пылают летом розы, как жгучий костер. Пылает летней ночью жесточе твой взор. Пьянит весенним

Я, еле качая веревки, в синели не различая синих тонов и милой головки летаю в просторе, крылатый как

(Семисложные рифмы) Ты — что загадка, вовек не разгадывающаяся! Ты — что строфа, непокорно не складывающаяся!

На высях дремлет бор сосновый; Глуха холодная волна; Закат загадочно-багровый В воде — горит, как сон лиловый;

Сердце, полное унынием, Обольсти лучом любви, Все пределы и все линии Беспощадно оборви! Пусть во мраке

Первый голос Отзвенели дни зимы, Вновь лазурью дышим мы, Сердцу сердца снова жаль, — Манит сладкий флореаль!

Нас влекут пурпурные ветрила, Нежен вздох павлиньих опахал, Терпкой влагой душно веет с Нила, В жгучей

Что за тени: ты ли, греза? Ты ли, дума о былом? Точно листьями береза Шевельнулась за стеклом.

Прекрасен, светел, венчан, златокрыл, Цвел гений Греции. Но предстояло Спаять в одно — халдейские начала

Ты был когда-то каменным утесом И знал лишь небо, даль да глубину. Цветы в долинах отдавались росам

Я жизнью пьян. Напиток жгучий По жилам разошелся… жжет. Не стынь, огонь, кипи и мучай, Кружи, влеки

Я снова одинок, как десять лет назад. Все тот же парк вокруг, за елью звезды те же, С черемухи и с лип

(Канцона) Судил мне бог пылать любовью, Я взором Дамы взят в полон, Ей в дар несу и явь и сон, Ей честь

Когда мы бывали Томительно сцеплены (Губы, и руки, И груди, и плечи), Изнемогая В сладостной муке, —

Братцы, дружно! Свежи росы! По росе так ходки косы! Мерно восемь плеч заносим, Косим, косим, косим, косим!

Pax tihi, Marce, evangelista meus.[1] (Надпись па книге, которую держит в лапах лев Святого Марка) Кем

Лишь одного: я быть с тобой хочу! С твоей мечтой слить трепет свой — хочу! Над глубью глаз повиснув в

Я многим верил до исступленности. Urbi et Orbi Эту веру я тебе вручаю, Столько раз обманутую… Что ж!

Меж скал разбитых, — Один! один! Блаженств забытых Я властелин. Там, у платана, Прошла она, Дождем фонтана

Они Ее видят! они Ее слышат! С невестой жених в озаренном дворце! Светильники тихое пламя колышат, И

Есть обольщение в вине, В его манящем аромате, Как поцелуи в тишине, Как вздох в безмолвии объятий.

Мысль о тебе меня весь день ласкает, Как легкий, ветерок в полдневный жар цветы; И, слово за слово, наш

Опьяняет смелый бег. Овевает белый снег. Режут шумы тишину. Нежат думы про весну. Взглядом, взглядом облелей!

Гремя, прошел экспресс. У светлых окон Мелькнули шарфы, пледы, пижама; Там — резкий блеск пенсне, там

Там, с угла Оттанукзгла, где снегом зарылась Канада, Тде, гигантская кукла, нос — в полюс, Америка, —

Не вброшены ль в былое все мы, Иль в твой волшебный мир, Уэллс? Не блещут ли мечи и шлемы Над стрелами

Вперяю взор, бессильно жадный: Везде кругом сырая мгла. Каким путем нить Ариадны Меня до бездны довела?

Я — мотылек ночной… В. Брюсов О да! Я — темный мотылек, Кружусь я, крыльями стуча; На гибель манит огонек… О да!

Огни! лучи! сверканья! светы! Тот ал, тот синь, тот бледно-бел… Слепит авто, с хвостом кометы, Трам

Нет! ожиданья еще не иссякли! Еще не вполне Сердце измучено. Это не знак ли — Поверить весне?

Боги позволили, Арго достроен, Отдан канат произволу зыбей. Станешь ли ты между смелых, как воин, Скал

Небо — серое от туч, Камни — серые от влаги, Утомленно виснут флаги, День не нужен и тягуч.

(1-й асклепиадов стих Горация) Вековечной воздвиг меди я памятник, Выше он пирамид царских строения

Моя душа свободная, Моя душа мятежная, Тебя пустыня водная Пленила вновь безбрежная. Моя душа безумная

Печален был туманный взор, Слова невнятны и коротки, А я разглядывал узор Перебегающей решетки.

Забыть ли час, когда у сцены, Минуя весь амфитеатр, Явился посланный Сурены, С другой, не праздничной

Моя рука — к твоей святыне, На дрожь мою — ладонь твоя; Сан-Марко два жгута витые Колени жгут, мечту двоя.