Стихи Брюсова Валерия
Нет мне в молитве отрады, Боже мой, как я грешна! Даже с мерцаньем лампады Борется светом луна.
Умер великий Пан Она в густой траве запряталась ничком, Еще полна любви, уже полна стыдом. Ей слышен
Пусть он останется безвестным За далью призрачной неведомых морей, Пусть он не станет вымеренным, тесным
Свои торжественные своды Из-за ограды вековой Вздымал к простору Храм Свободы, Затерянный в тайге глухой.
Как любил я, как люблю я эту робость первых встреч, Эту беглость поцелуя и прерывистую речь!
Во мгле ночной Горят огни, А надо мной Глаза твои. Зачем же ты, Улыбка дня, У темноты Нашла меня?
(Одностопные хореи) Моря вязкий шум, Вторя пляске дум, Злится, — где-то там… Мнится это — к нам Давний
Додунул ветер, влажный и соленый, Чуть дотянулись губы к краю щек. Друг позабытый, друг отдаленный, Взлетай
К Эде Я читал у поэтов о счастьи, похожем на сон, А теперь я блаженством таким же и сам опьянен.
Н. Львовой Мой факел старый, просмоленный, Окрепший с ветрами в борьбе, Когда-то молнией зажженный, Любовно
Быть может, я в последний раз Свою дорогу выбираю, На дальней башне поздний час Звенел. Что в путь пора, я знаю.
В старинном замке Джен Вальмор Чуть ночь — звучат баллады. К. Бальмонт В былые дни луна была Скиталицей-кометой.
(Склад народных песен) 1 Да притихнут щекоты славие, Да примолкнут говоры галичьи, Да не грают вороны
Она прошла и опьянила Томящим сумраком духов И быстрым взором оттенила Возможность невозможных снов.
…тот радостный миг, Как тебя умолил я, несчастный палач! А. Фет Когда, счастливый, я уснул, она, — Я
(Музыка Моцарта) Все голоса. Горе! горе! умер Ленин. Вот лежит он, скорбно тленен. Вспоминайте горе снова!
Роскошен лес в огне осеннем, Когда закатом пьян багрец, И ты, царица, входишь к теням, И папоротник —
Светлым гаснущим закатом Даль небес озарена, И на небе розоватом Дышит ранняя луна. Дышит, смотрит: всюду
Сияет солнце, воды блещут, На всем улыбка, жизнь во всем, Деревья радостно трепещут, Купаясь в небе голубом.
(Стихи с созвучиями) Слово — событий скрижаль, скиптр серебряный созданной славы, Случая спутник слепой
Уступами всходят Карпаты Под ногами тает туман. Внизу различают солдаты Древний край — колыбель славян.
Я верю всегдашним случайностям, Слежу, любопытствуя, миги. Так сладко довериться крайностям, Вертепы
Будь меж святынь в веках помянута Ты, ныне льющаяся кровь! Рукой властительной протянута Нам чаша испытаний вновь.
В ночной полумгле, в атмосфере Пьянящих, томящих духов, Смотрел я на синий альков, Мечтал о лесах криптомерий.
Как завидна в час уныний Жизнь зеленых червячков, Что на легкой паутине Тихо падают с дубов!
Моя любовь — палящий полдень Явы, Как сон разлит смертельный аромат, Там ящеры, зрачки прикрыв, лежат
Я убежал от пышных брашен, От плясок сладострастных дев, Туда, где мир уныл и страшен; Там жил, прельщения презрев.
Кипит, шумит. Она — все та же, Ее не изменился дух! Гранитам, дремлющим на страже, Она ревет проклятья вслух.
Ева Адам! Адам! приникни ближе, Прильни ко мне, Адам! Адам! Свисают ветви ниже, ниже, Плоды склоняются к устам.
Это было? Неужели? Нет! и быть то не могло. Звезды рдели на постели, Было в сумраке светло.
Итак, это — сон, моя маленькая, Итак, это — сон, моя милая, Двоим нам приснившийся сон! Полоска засветится
Закат ударил в окна красные И, как по клавишам стуча, Запел свои напевы страстные; А ветер с буйством
Я — сын земли, дитя планеты малой, Затерянной в пространстве мировом, Под бременем веков давно усталой
Я люблю большие дома И узкие улицы города, — В дни, когда не настала зима, А осень повеяла холодом.
Валерий Брюсов — Klassische walpurgisnacht (классическая вальпургиева ночь) (Гете, «Фауст», часть 2)
Ночи, когда над городом Дымы лесных пожаров, А выше — эллинским мороком — Гекаты проклятые чары, — Все
А сколько радости и неги В бегущих медленно часах! Следов доискиваться в снеге, Взметать на лыжах белый прах.
(Степаннос, XVII в.) Нежная! милая! злая! скажи, Черные очи, яр! черные очи! Что, хоть бы раз, не придешь
Тимур, прочтя оскорбительное письмо Баязета, воскликнул: «Сын Мурата сошел с ума». Нет! не с ума сошел
Засыпать под ропот моря, Просыпаться с шумом сосен, Жить, храня веселье горя, Помня радость прошлых вёсен;
Ты говоришь: ограда меди ратной… Адалис Будь мрамором, будь медью ратной, Но воском, мягким воском будь!
Эти милые, красно-зеленые домики, Эти садики, в розах и желтых и алых, Эти смуглые дети, как малые гномики
Vulnerant omnea, ultima necat[1] Надпись на часах Да, ранят все, последний убивает. Вам — мой привет
В моих словах бесстыдство было, В твоих очах — упорство дня, И мы боролись с равной силой, Друг друга
Не дремлют тени, Не молкнет сад; Слова сомнений — Созвездий взгляд! Пусть ропщут струи, Пусть плачет
Здравствуй, листик, тихо подающий, Словно легкий мотылек! Здравствуй, здравствуй, грустью радующий, Предосенний ветерок!
Застонали, зазвенели золотые веретена, В опьяняющем сплетеньи упоительного звона. Расстилается свободно
Весь день был тусклый, бледный и туманный; Шли облака в уныло-смутной смене; Свет солнца был болезненный
(Рифмы дактиле-хореические) Кричат дрозды; клонясь, дрожат Головки белой земляники; Березки забегают
Средняя часть Рыцарь по отмели едет один. Левая створка Дева томится в молельне вечерней. Правая створка
Дух наших дней свое величество Являл торжественно и зло: Горело дерзко электричество И в высоте, и сквозь стекло;