Стихи Брюсова Валерия

Снова сон, векам знакомый! Где-то там, в небесной сфере, Повернулось колесо, Вновь, как древле, Одиссея

Фонарь дуговой принахмурился, И стадо на миг темно; Небоскреб угрюмо зажмурился, Под которым жду я давно.

От столетий, от книг, от видений Эти губы, и клятвы, и ложь. И не знаем мы, полночь ли, день ли, Если

Как с камней пыль, мгновеньем свиты Огни «Лито», темь «Домино». Крута ступень в храм Афродиты, Лицо

Первая звездочка! око вечернее, Привет тебе! Вечером сердце мое суевернее: Молюсь Судьбе. Первая звездочка!

Высока гора Кунак на Юге, Я вижу ее. Высока гора Кунак на Юге, Я смотрю на нее. Яркий блеск над горой

«О, эти звенящие строки! Ты сам написал их когда-то!» — Звенящие строки далеки, Как призрак умершего брата.

1 О, злая! с черной красотой! о дорогая! ангел мой! Ты и не спросишь, что со мной, о дорогая, что со мной!

Полутемное окошко Освети на миг свечой И потом его немножко Перед лестницей открой. Я войду к тебе, волнуем

Был дождь и замер; молний взвизги Устали; тень сближала нас; На темных стеклах стыли брызги;

Последним отблеском овеянный, Смотрю вперед, Вдали туман, едва рассеянный, Опять плывет. Случайный свет

Пределы? нет их! Цель — бесконечность! Из песен петых — Звездная млечность. Там дальше — туманность Ориона

Часть I. Опыты по метрике и ритмике «Оригинальность, — говорит Эдгар По (в статье „Философия творчества“)

(На пристани пустынной бледный мальчик Глядит, как гаснет огненный закат…) — Плыви, наш пароход!

Семицветным полукругом Ты взнеслась над влажным лугом, Утвердив в траве края. Мост, который в долы наши

Надежда — вскрыть все таинства природы — Мир к высшей тайне привела, — и бог Восстал над бурей будничных

Она, свои скрывая груди И лоно зыбким тростником, На мир, где колдовали люди, Смотрела из реки тайком.

Свобода! Свобода! Восторженным кликом Встревожены дали холодной страны: Он властно звучит на раздольи

Начинается песня недлинная, О Петре, великом разбойнике. Был тот Петр разбойником тридцать лет, Меж товарищей

Стоял я в этот час, незрящий Пред будущей судьбой Эдип, И видел лишь ее дрожащей Руки пленительный изгиб.

Четвертый Октябрь Окликаю Коршуна в пустыне: — Что летишь, озлоблен и несмел?— «Кончен пир мой!

Была зима; лежали плотно Снега над взрытостью полей, Над зыбкой глубиной болотной Скользили, выводя изгибы

Столетия — фонарики! о, сколько вас во тьме, На прочной нити времени, протянутой в уме! Огни многообразные

Мы бродим в неконченом здании По шатким, дрожащим лесам, В каком-то тупом ожидании, Не веря вечерним часам.

Женщина, безумная гордячка! Мне понятен каждый ваш намек, Белая весенняя горячка Всеми гневами звенящих строк!

Что чувствовала ты, Психея, в оный день, Когда Эрот тебя, под именем супруги, Привел на пир богов под

Эта светлая ночь, эта тихая ночь, Эти улицы, узкие, длинные! Я спешу, я бегу, убегаю я прочь, Прохожу

Благодарю, священный Хронос! Ты двинул дней бесценных ряд,— И предо мной свой белый конус Ты высишь

Ты постиг ли, ты почувствовал ли, Что, как звезды на заре, Парки древние присутствовали В день крестильный

Эту женщину я раз единый видел. Мне всегда казалось: было то во сне. Я ее любил; потом возненавидел;

Мне опять приснились дебри, Глушь пустынь, заката тишь. Желтый лев крадется к зебре Через травы и камыш.

Царя властительно над долом, Огни вонзая в небосклон, Ты труб фабричных частоколом Неумолимо окружен.

Над морем, где древние фризы, Готовя отважный поход, Пускались в туман серо-сизый По гребням озлобленных

Я люблю высокие дома, Где небо чуть светит у крыши, Я люблю высокие дома,— И тем больше люблю, чем они выше.

Я не покрыл лица забралом, Не поднял твердого щита, — Я ждал один, над темным валом, Где даль безмолвна и пуста.

Звучный, мерный стук копыт… Кони бьют о камень плит, Мчась вперед в усердьи пылком. Мимо, с гиком, в

(Саят-Нова, XVIII в.) Я в жизни вздоха не издам, доколе джан ты для меня! Наполненный живой водой златой

Светлый Бальдер! мне навстречу Ты, как солнце, взносишь лик. Чем лучам твоим отвечу? Опаленный, я поник.

И когда меня ты убьешь, Ты наденешь белое платье, И свечи у трупа зажжешь, И сядешь со мной на кровати.

Светлым облаком плененные, Долго мы смотрели вслед. Полно, братья соблазненные! Это только беглый свет.

В дали, благостно сверкающей, Вечер быстро бисер нижет. Вал, несмело набегающий, С влажной лаской отмель лижет.

Как Цезарь жителям Алезии К полям все выходы закрыл, Так Дух Забот от стран поэзии Всех, в век железный, отградил.

Минут годы. Станет наше время Давней сказкой, бредом дней былых; Мы исчезнем, как былое племя, В длинном

Горите белыми огнями, Теснины улиц! Двери в ад, Сверкайте пламенем пред нами, Чтоб не блуждать нам наугад!

Мы — двое, брошенные в трюм, В оковах на полу простертые. Едва доходит в глуби мертвые Далеких волн неровный шум.

(Ассонансы) С вербочками девочки, Девочки со свечечками, Вышедши из церковки, Кроют куцавеечками (Ветер

Ветер с моря волны гонит, Роет отмель, с сушей споря; Ветер дым до зыби клонит, Дым в пространствах вольных моря.

Дрожащей проволоки альт Звенит так нежно; Заполнен сумрачный асфальт Толпой мятежной. Свистки авто и

Страстно, в безумном порыве ко мне ты прижалась Страстно… Черная мгла колыхалась Безучастно.

(Ритмы 4-стопного хорея) Белых звезд прозрачное дыханье; Сине-бархатного неба тишь; Ожиданье и обереганье