Стихи Брюсова Валерия
Отступи, как отлив, все дневное, пустое волненье, Одиночество, стань, словно месяц, над часом моим!
Рушатся волн белопенные гребни, Глади песков заливает прилив; Море трубит все надменней, хвалебней Древний
В небе благость, в небе радость, Солнце льет живую сладость, Солнцу — верность, Солнцу — вздох!
Над бредом предзакатных марев, Над трауром вечерних туч, По их краям огнем ударив, Возносится последний луч.
Ты постиг ли, ты почувствовал ли, Что, как звезды на заре, Парки древние присутствовали В день крестильный
Мы — здесь! мы — близко! Ты не веришь? О, бедный! о, незрячий брат! Ты мир неверной мерой меришь!
Синарет погружен в рассматривание рукописи. Раб показывается в дверях. Потом Филон. Раб Господин, прости…
Здравствуй, буйная ватага, удалых годов друзья! Вот и снова я — бродяга, вот опять — повольник я!
(Глубокие рифмы) Рвется ветер одичалый, Буря знак дала погонь… С бурен споря, родич алый, Машет сотней
Привык он рано презирать святыни И вдаль упрямо шел путем своим. В вине, и в буйной страсти, и в морфине
Последние думы О яркой земле Витают, угрюмы, В безжизненной мгле; Зловещи и хмуры, Скользят меж теней
Устремив друг к другу взоры, В пляске двигаясь вперед, Вы ведете — оры! оры! — Свой священный хоровод.
Призрак луны непонятен глазам, Прошлое дымкой тумана повито. В траурных платьях безмолвная свита, Лица
Слушайте, все люди, сумрачные песни. Те из вас, кто мудры, пусть оценят пенье. Я пою про ужас, я пою
Путь к высотам, где музы пляшут хором, Открыт не всем: он скрыт во тьме лесов. Эллада, в свой последний
Никнут тени, обессилены; На стекле светлей извилины; Мертвой тайны больше нет… Не безумно, не стремительно
(Гексаметры Авсония) Все непрочное в мире родит, и ведет, и крушит Рок, Рок, неверный и зыбкий, но манит
М.И. Балтрушайтис Был день хрустальный, даль опаловая, Осенний воздух полон ласки. К моей груди цветок
Прости меня, сестра, я много виноват: Я просмотрел твой взор, молительно скользнувший, И этот скорбный
Слепой циклон, опустошив Селенья и поля в отчизне, Уходит вдаль… Кто только жив, С земли вставай для
Я — мумия, мертвая мумия. Покровами плотными сдавленный, Столетья я сплю бестревожно, Не мучим ни злом
Вам, удаленным и чуждым, но близким и милым. Вам эти строфы, любимцы отринутых дней! В зеркало месяц
Я сознаю, что постепенно Душа истаивает. Мгла Ложится в ней. Но, неизменно, Мечта свободная — светла!
…Я вернулся на яркую землю, Меж людей, как в тумане, брожу, И шумящему говору внемлю, И в горящие взоры гляжу.
Я — жрец Изиды Светлокудрой; Я был воспитан в храме Фта, И дал народ мне имя «Мудрый» За то, что жизнь
Пока есть небо, будь доволен! Пока есть море, счастлив будь! Пока простор полей раздолен, Мир славить
Три женщины — белая, черная, алая — Стоят в моей жизни. Зачем и когда Вы вторглись в мечту мою?
Белый день, прозрачно белый, Золотой, как кружева… Сосен пламенное тело, Зноем пьяная трава.
Я на дудочке играю,- Тра-ля-ля-ля-ля-ля-ля, Я на дудочке играю, Чьи-то души веселя. Я иду вдоль тихой
О, сколько раз, блаженно и безгласно, В полночной мгле, свою мечту храня, Ты думала, что обнимаешь страстно — Меня!
Ломая кольцо блокады, Бросая обломки ввысь, Все вперёд, за грань, за преграды Алым всадником — мчись!
Знаю я сладких четыре отрады. Первая — радость в сознании жить. Птицы, и тучи, и призраки — рады, Рады
Гаснут розовые краски В бледном отблеске луны; Замерзают в льдинах сказки О страданиях весны;
Есть месяцы, отмеченные Роком В календаре столетий. Кто сотрет На мировых скрижалях иды марта, Когда
Две свечи горят бесстыдно, Озаряя глубь стекла, И тебе самой завидно, Как ты в зеркале бела!
A caza iban a caza. Los cazadores del Rey…[1] Веселой тешились охотой Король и рыцари его; Веселой тешились
Весь ослепительный, весь белый, В рубцах задумчивых морщин, Ты взнес над плоскостью равнин Свой облик
Горит свод неба, ярко-синий; Штиль по морю провел черты; Как тушь, чернеют кроны пиний; Дыша в лицо
Белый цвет магнолий Смотрит, как глаза. Страшно жить на воле: Чуется гроза. Волны, словно стекла, Отражают блеск.
Большой дорогой, шоссе открытым, Широкой шиной вздымая пыль, Легко несется автомобиль. Смеемся рощам
Стыдливо стучатся о пристань валы Каспийского моря, Подкрашенной пеной — и выступ скалы, И плиты узоря
Я стою на опушке леса; Луна прогнала облака. Надо мной — голубая завеса, Внизу — как лента, река.
В моей стране — покой осенний, Дни отлетевших журавлей, И, словно строгий счет мгновений, Проходят облака над ней.
Ночь уснула, дождем убаюкана, Спит старуха, младенца крепче, Теперь не расслышит ни звука она, Что любовник-месяц
В этой храмине тесной, Под расписанным сводом, Сумрак тайны небесной Озарен пред народом. В свете тихом
Над омраченным Петроградом Дышал ноябрь осенним хладом. Дождь мелкий моросил. Туман Все облекал в плащ
Ветер печальный, Многострадальный, С лаской прощальной Ветви клоня, Свеял хрустальный Дождь на меня.
Я тебе посвятил умиленные песни, Вечерний час! Эта тихая радость воскресни, воскресни Еще хоть раз!
Все это было сон мгновенный, Я вновь на свете одинок, Я вновь томлюсь, как в узах пленный. Мне снился
(Метаграмма) Что нам весной или за ней дано? Одна мечта: знай сон и лей вино!