Стихи Брюсова Валерия

Через сердце к весеннему полю, Первый проведи меридиан: Он упрется в точку, где полюс Полярной звездой осиян.

(Припев) Здесь в рощах помавают лавры, Здесь ярки дни и ночи темны, Здесь флейты ропщут, бьют литавры

— Плохо приходится старому лешему, Мне, горемычному, брат домовой! Всюду дороги— телегам и пешему, Летось

Мне снилось, я в городе дальнем, Где ты истомилась одна. Твой мальчик прохожего встретил, Сказал мне

Залито поле, как золотом, Щедрым посевом патронов. Вдалеке, как гигантским молотом, Расколоты гребни склонов.

Ты, предстоящая, с кем выбор мой! Стань смело здесь, где робок посвященный, По власти, мне таинственно

Он придет, обезумевший мир, Который поэтом прославлен. Будет сладостным ядом отравлен Воздух и самый эфир.

Ждать в детстве воскресенья, Дня пасхи, рождества, Дня именин, рожденья Иль просто торжества, — Какое

Первозданные оси сдвинуты Во вселенной. Слушай: скрипят! Что наш разум зубчатый? — лавину ты Не сдержишь

Проходит день, как смена отражений — Разноголосица движений, красок, слов, И строго ночь восходит на

Не бойся едких осуждений, Но упоительных похвал. Е. Баратынский Нет, не бойся слов враждебных, Вольных

(Начальные рифмы) Реет тень голубая, объята Ароматом нескошенных трав; Но, упав на зеленую землю, Я объемлю

Я плачу. Вдоль пути печален сосен ряд. Уснул ямщик, забыв стегать худую клячу. Смотря на огненный, торжественный

Свет обмер, тени наклонились, Пространней запах слитых лип; Последний звон заходит, силясь Во тьме сдержать

С Гаага, с Гоанго, под гонг, под тимпаны, Душны дурманы отравленных стран; Фризским каналам, как риза

Слово бросает на камни одни бестелесные тени, В истине нет ни сиянья, ни красок, ни тьмы. Четко шаги

Народные вожди! вы — вал, взметенный бурей И ветром поднятый победно в вышину. Вкруг — неумолчный рев

Свой хор заветный водят музы Вдали от дольных зол и бед, Но ты родные Сиракузы Люби, как древле Архимед!

Бушует вьюга и взметает Вихрь над слабеющим костром; Холодный снег давно не тает, Ложась вокруг огня кольцом.

К скамье у мраморной цистерны Я направлял свой шаг неверный, Но не дошел, но изнемог И вдалеке упал на мох.

Как отчий дом, как старый горец горы, Люблю я землю: тень ее лесов, И моря ропоты, и звезд узоры, И странные

В дни отрочества я пророчествам Весны восторженно внимал: За первым праздничным подснежником, Блажен

В тиши задремавшего парка «Люблю» мне шепнула она. Луна серебрилась так ярко, Так зыбко дрожала волна.

В тот год, когда господь сурово Над нами длань отяготил,— Я, в жажде сумрачного крова, Скрываясь от лица

Город Змеи и Медного Всадника, Пушкина город и Достоевского, Ныне, вчера, Вечно — единый, От небоскребов

Был мрак, был вскрик, был жгучий обруч рук, Двух близких тел сквозь бред изнеможенье; Свет после и ключа

Был тихий час. У ног шумел прибой. Ты улыбнулась, молвив на прощанье: Мы встретимся… До нового свиданья…

Вечер мирный, безмятежный Кротко нам взглянул в глаза, С грустью тайной, с грустью нежной… И в душе под

Вой, ветер осени третьей, Просторы России мети, Пустые обшаривай клети, Нищих вали по пути;

От камня, брошенного в воду, Далеко ширятся круги. Народ передает народу Проклятый лозунг: «мы — враги!

Есть древняя чистая ласка, Прекрасней, чем буйная страсть: Есть ласка святая, как сказка, И есть в ней

Слава — властителю звуков! творцу вдохновенному — слава! Звуками нас ты прославил, мы звуками славного славим!

Ах, если алым стал бы я, Твоим кораллом стал бы я, Тебя лобзал бы день и ночь И снегом талым стал бы я!

(Баллада Франсуа Вийона) Скажите, где, в стране ль теней, Дочь Рима, Флора, перл бесценный?

За окном белый сумрак; над крышами Звезды спорят с улыбкой дневной; Вскрыты улицы темными нишами… — Почему

В огне ночном мне некий дух предрек: «Что значит бунт? — Начало жизни новой. Объято небо полосой багровой

В сияющем изысканном вертепе, Под музыку, сулившую канкан, Я задремал, поникнув на диван, И вдруг себя

«Кто они, скажи мне, птица, Те двенадцать вкруг стола? Как на их земные лица Тень иного налегла?

В наемной комнате все ранит сердце: И рама зеркала, и стульев стиль, Зачем-то со стены глядящий Герцен

В разные годы К вам приходил я, граниты, Глядеться в недвижно-прозрачные воды; Приносил и веселье и грусть

И в том же парке, давнем, старом, Где, отрок, ранний свой восход Я праздновал, вверяясь чарам Бестрепетных

Любо василечки Видеть вдоль межи, — Синенькие точки В поле желтой ржи. За цветком цветочек Низко мы сорвем

Ветви склонялись в мое окно, Под ветром гнулись, тянулись в окно, И занавеска, дрожа, томясь, На белой

(Бесконечное рондо) Наступают мгновенья желанной прохлады, Протянулась вечерняя тишь над водой, Улыбнулись

Влачась по дням, при новой встрече Твержу с усталостью «люблю», Но эти взоры, миги, речи Запоминаю и ловлю.

Вот брошен я какой-то силой На новый путь. И мне не нужно все, что было! Иное будь! Вокруг туманность

I Муза в измятом венке, богиня, забытая миром! Я один из немногих, кто верен прежним кумирам;

Прекрасен восход твой, о Атон живущий, владыка столетий! Дивный, светлый, могучий, — любви твоей — меры

(Строфы) Городская весна подошла, растопила Серый снег, побежали упрямо ручьи; Солнце, утром, кресты

Так бывает в июне. Часы свечерели; Из-за липы солнце целит сквозь дом; По дачному парку — мать дочерей