Стихи Шаламова Варлама

Цветы на голом горном склоне, Где для цветов и места нет, Как будто брошенный с балкона И разлетевшийся букет.

Так вот и хожу — На вершок от смерти. Жизнь свою ношу В синеньком конверте. То письмо давно, С осени, готово.

Не удержал усилием пера Всего, что было, кажется, вчера. Я думал так: какие пустяки! В любое время напишу стихи.

Замолкнут последние вьюги, И, путь открывая весне, Ты югом нагретые руки Протянешь на север ко мне.

В природы грубом красноречье Я утешение найду. У ней душа-то человечья И распахнется на ходу.

Ветер по насту метет семена. Ветер как буря и как война. Горбится, гнется, колеблется наст: Этих семян

Я вышел в свет дорогой Фета, И ветер Фета в спину дул, И Фет испытывал поэта, И Фета раздавался гул.

Холодной кистью виноградной Стучится утро нам в окно, И растворить окно отрадно И выжать в рот почти вино.

Я забыл погоду детства, Теплый ветер, мягкий снег. На земле, пожалуй, средства Возвратить мне детство нет.

Здесь морозы сушат реки, Убивая рыб, И к зиме лицо стареет Молодой горы. С лиственниц не вся упала Рыжая хвоя.

Всё осветилось изнутри. И теплой силой света Лесной оранжевой зари Всё было здесь согрето. Внезапно загорелось

Эй, красавица,- стой, погоди! Дальше этих кустов не ходи. За кустами невылазна грязь, В этой грязи утонет и князь.

До чего же примитивен Инструмент нехитрый наш: Десть бумаги в десять гривен, Торопливый карандаш — Вот

Я жив не единым хлебом, А утром, на холодке, Кусочек сухого неба Размачиваю в реке…

Луна качает море. Прилив. Отлив… Качает наше горе На лодке рифм. Я рифмами обманут И потому спасен, Качаются

Меня застрелят на границе, Границе совести моей, И кровь моя зальет страницы, Что так тревожили друзей.

Чем ты мучишь? Чем пугаешь? Как ты смеешь предо мной Хохотать, почти нагая, Озаренная луной?

Я в воде не тону И в огне не сгораю. Три аршина в длину И аршин в ширину — Мера площади рая.

На склоне гор, на склоне лет Я выбил в камне твой портрет. Кирка и обух топора Надежней хрупкого пера.

Я здесь живу, как муха, мучась, Но кто бы мог разъединить Вот эту тонкую, паучью, Неразрываемую нить?

В пути на горную вершину, В пути почти на небеса Вертятся вслед автомашине И в облака плывут леса.

В часы ночные, ледяные, Осатанев от маеты, Я брошу в небо позывные Семидесятой широты. Пускай геолог

Не суди нас слишком строго. Лучше милостивым будь. Мы найдем свою дорогу, Нашу узкую тропу.

Ты — витанье в небе черном, Бормотанье по ночам, Ты — соперничество горным Разговорчивым ключам.

Упадёт моя строка, Как шиповник спелый, С тонкой веточки стиха, Чуть заледенелой. На хрустальный, жесткий

Говорят, мы мелко пашем, Оступаясь и скользя. На природной почве нашей Глубже и пахать нельзя.

Опоздав на десять сорок, Хоть спешил я что есть сил, Я улегся на пригорок И тихонько загрустил.

Я хотел бы так немного! Я хотел бы быть обрубком, Человеческим обрубком… Отмороженные руки, Отмороженные

Пещерной пылью, синей плесенью Мои испачканы стихи. Они рождались в дни воскресные — Немногословны и тихи.

Жизнь — от корки и до корки Перечитанная мной. Поневоле станешь зорким В этой мути ледяной.

В моем, еще недавнем прошлом, На солнце камни раскаля, Босые, пыльные подошвы Палила мне моя земля.

Рассейтесь, цветные туманы, Откройте дорогу ко мне В залитые льдами лиманы Моей запоздалой весне.

Ты держись, моя лебедь белая, У родительского крыла, Пролетай небеса, несмелая, Ты на юге еще не была.

Я вижу тебя, весна, В мое двойное окошко. Еще ты не очень красна И даже грязна немножко. Пока еще зелени нет.

Поэзия — дело седых, Не мальчиков, а мужчин, Израненных, немолодых, Покрытых рубцами морщин.

Не над гробами ли святых Поставлен в изголовье Живой букет цветов витых, Смоченных чистой кровью.

Ты не застегивай крючков, Не торопись в дорогу, Кружки расширенных зрачков Сужая понемногу.

Я беден, одинок и наг, Лишен огня. Сиреневый полярный мрак Вокруг меня. Я доверяю бледной тьме Мои стихи.