Стихи Хлебникова Велимира

О, рассмейтесь, смехачи! О, засмейтесь, смехачи! Что смеются смехами, что смеянствуют смеяльно, О, засмейтесь

О чем поешь ты, птичка в клетке? О том ли, как попалась в сетку? Как гнездышко ты вила? Как тебя с подружкой

Крылышкуя золотописьмом Тончайших жил, Кузнечик в кузов пуза уложил Прибрежных много трав и вер.

Я не знаю, Земля кружится или нет, Это зависит, уложится ли в строчку слово. Я не знаю, были ли мо бабушкой

Мы желаем звездам тыкать Мы устали звездам выкать Мы узнали сладость рыкать Будьте грозны, как Остраница

С журчанием, свистом Птицы взлетать перестали. Трепещущим листом Они не летали. Тянулись таинственно

Ночь, полная созвездий. Какой судьбы, каких известий Ты широко сияешь, книга? Свободы или ига?

Свою любовницу лаская В объятьях лживых и крутых, В тревоге страсти изнывая, Что выжигает краски их

1 Саян здесь катит вал за валом, И берега из мела. Здесь думы о бывалом, И время онемело. Вверху широким

В руках забытое письмо коснело. Небо закатное краснело. О, открыватель истин томный! Круг — прамин бога вспомни.

Как по речке по Ирану, По его зеленым струям, По его глубоким сваям, Сладкой около воды, Ходят двое чудаков

Мне спойте про девушек чистых, Сих спорщиц с черемухой-деревом, Про юношей стройно-плечистых: Есть среди

Сегодня снова я пойду Туда, на жизнь, на торг, на рынок, И войско песен поведу С прибоем рынка в поединок!

Россия забыла напитки, В них вечности было вино, И в первом разобранном свитке Восчла роковое письмо.

«С нависня пан летит, бывало, горинож, В заморских чеботах мелькают ноги, А пани, над собой увидев нож

Святче божий! Старец бородой сед! Ты скажи, кто ты? Человек ли еси, Ли бес? И что — имя тебе?

Чудовище — жилец вершин, С ужасным задом, Схватило несшую кувшин, С прелестным взглядом. Она качалась

Завод: ухвата челюсти, громадные, тяжелые, Проносят медь, железо, олово; Огня — ночного властелина —

Немь лукает луком немным В закричальности зари. Ночь роняет душам темным Кличи старые «Гори!

Когда судов широкий вес Был пролит на груди, Мы говорили: видишь, лямка На шее бурлака. Когда камней

Как осень изменяет сад, Дает багрец, цвет синей меди, И самоцветный водопад Снегов предшествует победе

Утро в лесу Славка беботэу-вевять! Вьюрок тьерти-едигреди! Овсянка кри-ти-ти-ти тии! Дубровник вьор-вэр-виру

Свобода приходит нагая, Бросая на сердце цветы, И мы с нею в ногу шагая Беседуем с небом на ты.

Только мы, свернув ваши три года войны В один завиток грозной трубы, Поем и кричим, поем и кричим, Пьяные

Когда мерцает в дыме сел Сверкнувший синим коромысел, Проходит Та, как новый вымысел, И бросит ум на

Эй, молодчики-купчики, Ветерок в голове! В пугачевском тулупчике Я иду по Москве! Не затем высока Воля

Что было — в водах тонет. И вечерогривы кони, И утровласа дева, И нами всхожи севы. И вечер — часу дань

И на путь меж звезд морозных Полечу я не с молитвой Полечу я мертвый грозный С окровавленною бритвой.

(корни: чур… и чар…) Мы чаруемся и чураемся. Там чаруясь, здесь чураясь То чурахарь, то чарахарь Здесь

Зазовь. Зазовь манности тайн. Зазовь обманной печали, Зазовь уыанной устали. Зазовь сипких тростников.

Всегда рабыня, но с родиной царей на смуглой груди И с государственной печатью взамен серьги у уха.

В этот день голубых медведей, Пробежавших по тихим ресницам, Я провижу за синей водой В чаше глаз приказанье

И я свирел в свою свирель, И мир хотел в свою хотель. Мне послушные свивались звезды в плавный кружеток.

Облакини плыли и рыдали Над высокими далями далей. Облакини сени кидали Над печальными далями далей.

Слоны бились бивнями так, Что казались белым камнем Под рукой художника. Олени заплетались рогами так

Мои глаза бредут, как осень, По лиц чужим полям. Но я хочу сказать вам — мира осям: «Не позволям!

Наш кочень очень озабочен: Нож отточен точен очень!

Тайной вечери глаз Знает много Нева. Здесь спасителей кровь Причастилась вчера С телом севера в черном

Вы пили теплое дыхание голубки, И, вся смеясь, вы наглецом его назвали А он, вложив горбатый клюв в накрашенные

Все за свободой — туда. Люди с крылом лебединым Знамя проносят труда. Жгучи свободы глаза, Пламя в сравнении

Из мешка На пол рассыпались вещи. И я думаю, Что мир — Только усмешка, Что теплится На устах повешенного.

Ни хрупкие тени Японии, Ни вы, сладкозвучные Индии дщери, Не могут звучать похороннее, Чем речи последней вечери.

Стенал я, любил я, своей называл Ту, чья невинность в сказку вошла, Ту, что о мне лишь цвела и жила И

Как А, Как башенный ответ — который час? Железной палкой сотню раз Пересеченная Игла, Серея в небе, точно

Снова мы первые дни человечества! Адам за Адамом Проходят толпой На праздник Байрама Словесной игрой.

Эта осень такая заячья И глазу границы не вывести Робкой осени и зайца пугливости. Окраскою желтой хитер

Где прободают тополя жесть Осени тусклого паяца, Где исчезает с неба тяжесть И вас заставила смеяться

Почему лоси и зайцы по лесу скачут, Прочь удаляясь? Люди съели кору осины, Елей побеги зеленые… Жены

Когда казак с высокой вышки Увидит дальнего врага, Чей иск — казацкие кубышки, А сабля — острая дуга,-

Огнивом-сечивом высек я мир, И зыбку-улыбку к устам я поднес, И куревом-маревом дол озарил, И сладкую