Стихи Хлебникова Велимира

О чем поешь ты, птичка в клетке? О том ли, как попалась в сетку? Как гнездышко ты вила? Как тебя с подружкой

Крылышкуя золотописьмом Тончайших жил, Кузнечик в кузов пуза уложил Прибрежных много трав и вер.

О, рассмейтесь, смехачи! О, засмейтесь, смехачи! Что смеются смехами, что смеянствуют смеяльно, О, засмейтесь

Только мы, свернув ваши три года войны В один завиток грозной трубы, Поем и кричим, поем и кричим, Пьяные

Когда мерцает в дыме сел Сверкнувший синим коромысел, Проходит Та, как новый вымысел, И бросит ум на

Эй, молодчики-купчики, Ветерок в голове! В пугачевском тулупчике Я иду по Москве! Не затем высока Воля

Что было — в водах тонет. И вечерогривы кони, И утровласа дева, И нами всхожи севы. И вечер — часу дань

И на путь меж звезд морозных Полечу я не с молитвой Полечу я мертвый грозный С окровавленною бритвой.

(корни: чур… и чар…) Мы чаруемся и чураемся. Там чаруясь, здесь чураясь То чурахарь, то чарахарь Здесь

Зазовь. Зазовь манности тайн. Зазовь обманной печали, Зазовь уыанной устали. Зазовь сипких тростников.

Всегда рабыня, но с родиной царей на смуглой груди И с государственной печатью взамен серьги у уха.

В этот день голубых медведей, Пробежавших по тихим ресницам, Я провижу за синей водой В чаше глаз приказанье

И я свирел в свою свирель, И мир хотел в свою хотель. Мне послушные свивались звезды в плавный кружеток.

Облакини плыли и рыдали Над высокими далями далей. Облакини сени кидали Над печальными далями далей.

Слоны бились бивнями так, Что казались белым камнем Под рукой художника. Олени заплетались рогами так

Мои глаза бредут, как осень, По лиц чужим полям. Но я хочу сказать вам — мира осям: «Не позволям!

Наш кочень очень озабочен: Нож отточен точен очень!

Тайной вечери глаз Знает много Нева. Здесь спасителей кровь Причастилась вчера С телом севера в черном

Вы пили теплое дыхание голубки, И, вся смеясь, вы наглецом его назвали А он, вложив горбатый клюв в накрашенные

Все за свободой — туда. Люди с крылом лебединым Знамя проносят труда. Жгучи свободы глаза, Пламя в сравнении

Из мешка На пол рассыпались вещи. И я думаю, Что мир — Только усмешка, Что теплится На устах повешенного.

Ни хрупкие тени Японии, Ни вы, сладкозвучные Индии дщери, Не могут звучать похороннее, Чем речи последней вечери.

Стенал я, любил я, своей называл Ту, чья невинность в сказку вошла, Ту, что о мне лишь цвела и жила И

Как А, Как башенный ответ — который час? Железной палкой сотню раз Пересеченная Игла, Серея в небе, точно

Снова мы первые дни человечества! Адам за Адамом Проходят толпой На праздник Байрама Словесной игрой.

Эта осень такая заячья И глазу границы не вывести Робкой осени и зайца пугливости. Окраскою желтой хитер

Где прободают тополя жесть Осени тусклого паяца, Где исчезает с неба тяжесть И вас заставила смеяться

Почему лоси и зайцы по лесу скачут, Прочь удаляясь? Люди съели кору осины, Елей побеги зеленые… Жены

Когда казак с высокой вышки Увидит дальнего врага, Чей иск — казацкие кубышки, А сабля — острая дуга,-

Огнивом-сечивом высек я мир, И зыбку-улыбку к устам я поднес, И куревом-маревом дол озарил, И сладкую

Снежно-могучая краса С красивым сном широких глаз, Твоя полночная коса Предстала мне в безумный час.

Небо душно и пахнет сизью и выменем О полюбите пощадите вы меня Я и так истекаю собою и вами Я и так

Был сумрак сер и заспан. Меха дышали наспех, Над грудой серой пепла Храпели горлом хрипло. Как бабки

Времыши-камыши На озера береге, Где каменья временем, Где время каменьем. На берега озере Времыши, камыши

Бобэоби пелись губы, Вээоми пелись взоры, Пиээо пелись брови, Лиэээй — пелся облик, Гзи-гзи-гзэо пелась цепь.

О, достоевскиймо бегущей тучи! О, пушкиноты млеющего полдня! Ночь смотрится, как Тютчев, Безмерное замирным полня.

Русские мальчики, львами Три года охранявшие народный улей, Знайте, я любовался вами, Когда вы затыкали

Я верю их вою и хвоям, Где стелется тихо столетье сосны И каждый умножен и нежен Как баловень бога живого.

О Азия! тобой себя я мучу. Как девы брови, я постигаю тучу. Как шею нежного здоровья. Твои ночные вечеровья.

1 Вы помните о городе, обиженном в чуде, Чей звук так мило нежит слух И взятый из языка старинной чуди.

Годы, люди и народы Убегают навсегда, Как текучая вода. В гибком зеркале природы Звезды — невод, рыбы

Когда над полем зеленеет Стеклянный вечер, след зари, И небо, бледное вдали, Вблизи задумчиво синеет

Она пошла, она запела Скорбно, воинственно звонко. И над головою пролетела С пером в цвету сизоворонка.

Сюда лиска прибегала, Легкой поступью порхала, Уши нежно навострила С видом тонкого нахала, Концом желтым

Вечер. Тени. Сени. Лени. Мы сидели, вечер пья. В каждом глазе — бег оленя В каждом взоре — лет копья.

(Нега — неголь…) Неголи легких дум Лодки направили к легкому свету. Бегали легкости в шум, Небыли нету и нету.

Могилы вольности — Каргебиль и Гуниб Были соразделителями со мной единых зрелищ, И, за столом присутствуя

Гонимый — кем, почем я знаю? Вопросом: поцелуев в жизни сколько? Румынкой, дочерью Дуная, Иль песнью

Когда умирают кони — дышат, Когда умирают травы — сохнут, Когда умирают солнца — они гаснут, Когда умирают

Мне гораздо приятнее Смотреть на звезды, Чем подписывать смертный приговор. Мне гораздо приятнее Слушать