Стихи Кюхельбекера Вильгельма
Податель счастья и мученья, Тебя ли я встречаю вновь? И даже в мраке заточенья Ты обрела меня, любовь!
«Опомнись! долго ли? приди в себя и встань За искру малую чуть тлеющейся веры, Я милосерд к тебе был
Клянемся честью и Черновым: Вражда и брань временщикам, Царя трепещущим рабам, Тиранам, нас угнесть готовым!
Мир над спящею пучиной, Мир над долом и горой; Реин гладкою равниной Разостлался предо мной.
Краток, но мирен и тих младенческий, сладостный возраст! Но — ах, не знает цены дням безмятежным дитя.
Взор мой бродит везде по немой, по унылой пустыне; Смерть в увядшей душе, всё мёртво в безмолвной природе
Людская речь пустой и лицемерный звук, И душу высказать не может ложь искусства: Безмолвный взор, пожатье
Был и я в стране чудесной, Там, куда мечты летят, Где средь синевы небесной Ненасытный бродит взгляд
Ветер протек по вершинам дерев; дерева зашатались — Лист под ногою шумит; по синему озеру лебедь Уединенный плывет;
Благодатное забвенье Отлетело с томных вежд; И в груди моей мученье Всех разрушенных надежд.
Ужель и неба лучшие дары В подлунном мире только сновиденье? Ужель по тверди только до поры Свершают
Скажи, кудрявый сын лесов священных, Исполненный могучей красоты, Средь камней, соков жизненных лишенных
Мне ведомо море, седой океан: Над ним беспредельный простерся туман. Над ним лучезарный не катится щит;
Еще прибавился мне год К годам унылого страданья; Гляжу на их тяжелый ход Не ропща, но без упованья —
Проклят, кто оскорбит поэта Богам любезную главу; На грозный суд его зову: Он будет посмеяньем света!
Горько надоел я всем, Самому себе и прочим: Перестать бы жить совсем! Мы о чем же здесь хлопочем?
Когда еще ты на земле Дышал, о друг мой незабвенный! А я, с тобою разлученный, Уже страдал в тюремной
Юноша с свежей душой выступает на поприще жизни, Полный пылающих дум, дерзостный в гордых мечтах;
Что мне до стишков любовных? Что до вздохов и до слез? Мне, венчанному цветами, С беззаботными друзьями
Суров и горек черствый хлеб изгнанья; Наводит скорбь чужой страны река, Душа рыдает от ее журчанья, И
Прости, отчизна дорогая! Простите, добрые друзья! Уже сижу в коляске я, Надеждой время упреждая.
Счастлив, о Пушкин, кому высокую душу Природа, Щедрая Матерь, дала, верного друга — мечту, Пламенный
Работы сельские приходят уж к концу, Везде роскошные златые скирды хлеба; Уж стал туманен свод померкнувшего
К тебе зашел согреть я душу; Но ты теперь, быть может, Грушу К неистовой груди прижал И от восторга стиснул
Скажи: совсем ли ты мне изменил, Доселе неизменный мой хранитель? Для узника в волшебную обитель Темницу
Тебя ли вижу из окна Моей безрадостной темницы, Златая, ясная луна, Созданье божней десницы?
Какой волшебною одеждой Блистал пред нами мир земной! С каким огнем, с какой надеждой, С какою детской
Не мани меня, надежда, Не прельщай меня, мечта! Уж нельзя мне всей душою Вдаться в сладостный обман
Ночь,- приди, меня покрой Тишиною и забвеньем, Обольсти меня виденьем, Отдых дай мне, дай покой!
Пусть другие громогласно Славят радости вина: Не вину хвала нужна! Бахус, не хочу напрасно Над твоей
Итак, товарищ вдохновенный, И ты!— а я на прах священный Слезы не пролил ни одной: С привычки к горю
На булат опершись бранный, Рыцарь в горести стоял, И, смотря на путь пространный, Со слезами он сказал
Цветок увядший оживает От чистой, утренней росы; Для жизни душу воскрешает Взор тихой, девственной красы.
Горька судьба поэтов всех племен; Тяжеле всех судьба казнит Россию; Для славы и Рылеев был рожден;
Слышу стон твой, ветер бурный! Твой унылый, дикий вой: Тьмой ненастной свод лазурный, Черным саваном покрой!
Шумит поток времен. Их темный вал Вновь выплеснул на берег жизни нашей Священный день, который полной
Мне нужно забвенье, нужна тишина: Я в волны нырну непробудного сна, Вы, порванной арфы мятежные звуки
Что нужды на себя приманивать вниманье Завистливой толпы и гордых знатоков? О Муза, при труде, при сладостном
Приди, мой добрый, милый Гений, Приди беседовать со мной! Мой верный друг в пути мучений, Единственный
Цвет моей жизни, не вянь! О время сладостной скорби, Пылкой волшебной мечты, время восторгов,- постой!
Короче день,— и реже с океана Снимается седая ткань тумана; Желтеет мой любимец, гордый клен, Который