Стихи Луговского Владимира

Поманила пальцем. Убежала. Сны окончились. Кругом — темно. Горечь расставанья, боль и жалость Хлынули

Бронепоезда взвывают вдруг, Стылый ветер грудью разрывая. Бронепоезда идут на юг Вдоль твоих перронов, Лозовая!

Три дня сижу я на Алайском рынке, На каменной приступочке у двери В какую-то холодную артель.

Дорога идет от широких мечей, От сечи и плена Игорева, От белых ночей, Малютиных палачей, От этой тоски

Как морозит! Как морозит! Вечер, лампы, хруст шагов. Фонарей далеких россыпь У гранитных берегов.

У каждого есть заповедный дом, Для памяти милый и важный, А я обхожу с огромным трудом Магазин писчебумажный.

Вот и выпал первый снег, первый снег, Он покрыл долины рек — первый снег. А река течёт черна, первый

Ты строишь, кладешь и возводишь, ты гонишь в ночь поезда, На каждое честное слово ты мне отвечаешь: «Да!

Сегодня не будет поверки, Горнист не играет поход. Курсанты танцуют венгерку,- Идет девятнадцатый год.

Фотограф печатает снимки, Ночная, глухая пора. Под месяцем, в облачной дымке, Курится большая гора.

Вадим ехал скоро, и глубокая, единственная дума, подобно коршуну Прометея, пробуждала его и терзала его сердце.

Я помню: В детстве, вечером, робея, Вхожу в столовую — И словно все исчезли Или далеко заняты мне непонятным

Над необъятной Русью С озерами на дне Загоготали гуси В зеленой вышине. Заря огнем холодным Позолотила их.

Дверь резную я увидел в переулке ветровом. Месяц падал круглой птицей на булыжник мостовой.

Пощади мое сердце И волю мою укрепи, Потому что Мне снятся костры В запорожской весенней степи.

Тревожен был грозовых туч крутой изгиб. Над нами плыл в седых огнях аул Гуниб. И были залиты туманной

Твой голос уже относило. Века Входили в глухое пространство меж нами. Природа в тебе замолчала, И только

Галки, галки, Черные гадалки, Длинные хвосты, Трефовые кресты. Что ж вы, галки, Поздно прилетели, К нам

Итак, начинается песня о ветре, О ветре, обутом в солдатские гетры, О гетрах, идущих дорогой войны, О

Я требую больше веры: огонь Пожирает дрова. Вода Раздвигает льды. Ветер режет пургой. Время ведет молодых.

Ночь пройдет, и станет ясно вдруг: Не нуждаюсь я в чужой заботе. Полечу куда-нибудь на юг В старом, неуклюжем самолете.

Так жизнь протекает светло, горячо, Струей остывающего олова, Так полночь кладет на мое плечо Суровую

Волны стелют по ветру свистящие косы, Прилетают и падают зимние тучи. Ты один зеленеешь на буром откосе

Вращалась ночь. Была тяжка она. Над палубой давила парусину. И шесть часов сопровождала нас луна, Похожая

Что же ты невесела, Белая береза? Свои косы свесила С широкого плеса, С моха, камня серого На волну сбегая

Ты руку на голову мне положила, Ты снова меня сберегла. Широкая песня несется по жилам, И ночь нестерпимо светла.

Звон, да тяжелый такой, да тягучий, Приходят с полуночи медведи-тучи, Ветер голосит, словно поп с амвона

Черная, холодная полоса на море. На дорожке сада отпечатки каблуков. Но сегодня—ветер, он с горами в

Какая тишина! Ножи стучат на кухне, Звенит, поет далекая пила. И этот вечер, как всегда, потухнет, Развеется

Дымкой, хмарью, паром тонким Тишина-теплынь легла. И поют весне вдогонку Стремена и удила. По проталинам-полянам

Не узнать твои черты, Мысли оскудели. Неужели это ты В том же самом теле? Вечна винограда гроздь В мощном

Потемнели, растаяв, лесные лиловые тропы. Игорь, друг дорогой, возвратился вчера с Перекопа.

Я знаю — ты любишь меня! Холодными песнями полный, Идет, паруса накреня, Норд-ост, разрывающий волны.

Тебя давно уж нет на свете, Но я беседую с тобой. Я вспомнил бухту, южный ветер, Зеленопламенный прибой.

Ах ты, ночь высока, Полночь темная. Новгородская рука, Неуемная. Ох, Онега-река, И Двина-река, И Печора-река

Если б я в бога веровал И верой горел, как свеча, На развалинах древнего Мерва Я сидел бы И молчал.

Звезда, звезда, холодная звезда, К сосновым иглам ты все ниже никнешь. Ты на заре исчезнешь без следа

Спасибо — кто дарит. Спасибо тому, Кто в сети большого улова Поймает сквозь качку и пенную тьму Зубчатую

Временем уменьшенный молодости кров — Города Смоленщины, буркалы домов. Пронзительная, звонкая январская

Катера уходят в море. Дождь. Прибой. Гром. Молнии перебегают в сумраке сыром. Ты смотришь, широколобый

Ты осторожно закуталась сном, А мне неуютно и муторно как-то: Я знаю, что в Пулкове астроном Вращает

Та ночь началась нетерпеньем тягучим, Тяжелым хрипением снега, И месяц летал на клубящихся тучах, И льды

Когда ты спишь, Когда ты спишь, моя милая, Когда ты спишь, подложив под голову сон, Эпоха решает меня

В Госторге, у горящего костра, Мы проводили мирно вечера. Мы собирали новостей улов И поглощали бесконечный плов.

Мальчики заводят на горе Древние мальчишеские игры. В лебеде, в полынном серебре Блещут зноем маленькие икры.

Нет, та, которую я знал, не существует. Она живет в высотном доме, с добрым мужем. Он выстроил ей дачу

Луна стоит на капитанской вахте, На триста верст рассыпался прибой. И словно белая трепещущая яхта Уходит

Сегодня ночью ты приснилась мне. Не я тебя нянчил, не я тебя славил, Дух русского снега и русской природы

Легкая ночь. Прощальная ночь. Месяц висит Клыкатый. Высоко окно. Окно черно. Дома. Фонари. Плакаты.

За тебя, за все я благодарен. По бульвару вьются морячки. Море входит синими рядами В неподвижные мои зрачки.