Вот оно! Восходит солнце! По долинам, по низам
Все еще туман клубится, прицепившийся к кустам.
Вот, качаясь, в высь взлетает. С озера сползает тень….
С непокрытой головою, брат, бежим — и встретим день!
По холмам и по долинам, потаенною тропой,
Там, где в даль межа змеится, увлажненная росой!
Где цветами роз и лилий тесный мой усеян путь, —
С вольной песней, словно дети, мчимся, счастьем нежа грудь!
В лес, к ручью! В хрустальной бездне ясный день заблещет нам!
Рассечем поток студенный, станем бегать по пескам.
В лес! У леса — тайны, шумы, сумрак, шорохи теней,
Звуки темные, глухие, дебри спутанных корней.
Там от века дремлют камни; там покой и тишина,
Смутный шорох листопада, злых оврагов глубина;
Там на дне долины вьется с легким шелестом ручей;
Запоздалого побега там не видит взор ничей;
Там нора косого зайца, гнезда ос в пустых дуплах;
Копошится крот на солнце, ястреб реет в небесах;
Вот-расщепленные буки, на стволах грибы сидят…
В буке белочки жилище, а в кустах таится клад.
Робко мышь глядит из норки… Груды хвои, муравьи…
Брошена прозрачным свитком кожа старая змеи.
Утром ястреб заунывно прокричит в пустую даль,
Ночью захохочет филин, пробуждающий печаль…
Запах листьев прошлогодних, сосен пряный аромат…
Там, в траве, семьею тесной подосинники сидят.
Боровик, валуй, масленок и пурпурный мухомор!
Здравствуйте, живите, будьте! Всех равно ласкает взор,
Жизнью тихой, жизнью мирной суждено вам здесь прожить,
И болеть, и в чарах леса волхвовать и ворожить…
Молча внемлю звукам леса я, Адама сын немой:
Чуждый миру их, иду я одинокою тропой.
О, когда б цветов и злаков речь могла мне быть слышна,
И вела б со мной беседу благовонная сосна!
Верно, есть, кто понимает говор листьев, шопот вод,
С недозрелой земляникой речи грустные ведет;
Кто целует, сострадая, расщепленный ствол сосны,
Кто поймет качанье дуба, шопот ветра, плеск волны;
Верно, есть, с кем чарой ночи рад делиться скромный гриб,
Кто играет с водолюбом, что к пузырикам прилип.
Кто с улыбкой умиленья смотрит на гнездо дроздов,
Глупой ящерице кличет: «Тише, берегись врагов!»
Есть же кто-нибудь, кто в скорби на себе одежды рвет,
Слыша, как топор по лесу с тяжким топотом идет!
Есть же холм уединенный духов и лесных дриад,
Где волшебным, властным словом чародеи ворожат.
Верно, есть в глубокой чаще, весь в морщинах, царь лесной, —
Словно дуба векового ствол, расколотый грозой;
На его густые кудри солнце льет лучи, чтоб жечь
Этот мох зелено-серый, ниспадающий до плеч:
Борода его — по пояс, мрачен взор из-под бровей,
Словно сумрака лесного темный взгляд из-за ветвей…
Верно, есть меж тонких сосен легкий замок тишины,
Сладкий всем, кого томили жизни тягостные сны…
Верно, есть лесные девы, быстрые, как блеск меча,
Смутные, как сумрак леса, легкие, как свет луча.
Стан их гибок и прозрачен; удивленно грустный взгляд —
Словно мотылек весенний, словно ручеек меж гряд,
В длинных косах, на одеждах — водяных цветов убор,
Их воздушным хороводам заплетен угрюмый бор
В те часы, когда над прудом виснет голубой туман,
А луна, бледна, ущербна, льет на землю свей дурман.
0 Комментарий