Стихи Ходасевича Владислава
Не люблю стихов, которые На мои стихи похожи. Все молитвы, все укоры я Сам на суд представлю Божий.
Взгляни, как солнце обольщает Пересыхающий ручей Полдневной прелестью своей,- А он рокочет и вздыхает
Во дни громадных потрясений Душе ясней, сквозь кровь и боль, Неоцененная дотоль Вся мудрость малых поучений.
Вечерних окон свет жемчужный Застыл, недвижный, на полу, Отбросил к лицам блеск ненужный И в сердце заострил иглу.
Бредем в молчании суровом. Сырая ночь, пустая мгла, И вдруг — с каким певучим зовом Автомобиль из-за угла.
В заботах каждого дня Живу,- а душа под спудом Каким-то пламенным чудом Живет помимо меня. И часто, спеша
Пусть стены круты, башни стройны И ослепительны огни; Пусть льют потоки крови войны; Пусть переменны наши дни;
Ни жить, ни петь почти не стоит: В непрочной грубости живём. Портной тачает, плотник строит: Швы расползутся
Проходит сеятель по ровным бороздам. Отец его и дед по тем же шли путям. Сверкает золотом в его руке
Снег навалил. Всё затихает, глохнет. Пустынный тянется вдоль переулка дом. Вот человек идёт.
Я помню в детстве душный летний вечер. Тугой и теплый ветер колыхал Гирлянды зелени увядшей.
Нине Петровской И я пришел к тебе, любовь, Вслед за людьми приволочился. Сегодня старый посох мой Пучком
Висел он, не качаясь, На узком ремешке. Свалившаяся шляпа Чернела на песке. В ладонь впивались ногти
Зазвени, затруби, карусель, Закружись по широкому кругу. Хорошо в колеснице вдвоем Пролетать, улыбаясь
Не матерью, но тульскою крестьянкой Еленой Кузиной я выкормлен. Она Свивальники мне грела над лежанкой
Сквозь облака фабричной гари Грозя костлявым кулаком, Дрожит и злится пролетарий Пред изворотливым врагом.
Заветные часы уединенья! Ваш каждый миг лелею, как зерно; Во тьме души да прорастет оно Таинственным
Мои слова печально кротки. Перебирает Тишина Всё те же медленные четки, И облик давний, нежно-кроткий
На спичечной коробке — Смотри-ка — славный вид: Кораблик трехмачтовый Не двигаясь бежит. Не разглядишь
Сумерки снежные. Дали туманные. Крыши гребнями бегут. Краски закатные, розово-странные, Над куполами плывут.
Мне невозможно быть собой, Мне хочется сойти с ума, Когда с беременной женой Идет безрукий в синема.
Не ямбом ли четырехстопным, Заветным ямбом, допотопным? О чем, как не о нем самом — О благодатном ямбе том?
Как древняя ликующая слава, Плывут и пламенеют облака, И ангел с крепости Петра и Павла Глядит сквозь
Какое тонкое терзанье — Прозрачный воздух и весна, Ее цветочная волна, Её тлетворное дыханье!
Пока душа в порыве юном, Ее безгрешно обнажи, Бесстрашно вверь болтливым струнам Ее святые мятежи.
Сирокко, ветер невеселый, Всё вымел начисто во мне. Теперь мне шел бы череп голый Да горб высокий на спине.
Вновь эти плечи, эти руки Погреть я вышел на балкон. Сижу,- но все земные звуки — Как бы во сне или сквозь сон.
День морозно-золотистый Сети тонкие расставил, А в дали, пурпурно-мглистой, Кто-то медь ковал и плавил.
О будущем своём ребенке Всю зиму промечтала ты И молча шила распашонки С утра до ранней темноты.
Забвенье — сознанье — забвенье.. А сердце, кровавый скупец, Всё копит земные мгновенья В огромный свинцовый ларец.
Была туманной и безвестной, Мерцала в лунной вышине, Но воплощенной и телесной Теперь являться стала мне.
Выходи, вставай, звезда, Выгибай дугу над прудом! Вмиг рассечена вода Неуклонным изумрудом.
Ты показала мне без слов, Как вышел хорошо и чисто Тобою проведенный шов По краю белого батиста.
Великая вокруг меня пустыня, И я — великий в той пустыне постник. Взойдет ли день — я шторы опускаю
Играю в карты, пью вино, С людьми живу — и лба не хмурю. Ведь знаю: сердце всё равно Летит в излюбленную бурю.
Всю неделю над мелкой поживой Задыхаться, тощать и дрожать, По субботам с женой некрасивой, Над бокалом
Как совладать с судьбою-дурой? Заладила свое — хоть плачь. Сосредоточенный и хмурый, Смычком орудует скрипач.
Я не знаю худшего мучения — Как не знать мученья никогда. Только в злейших муках — обновленье, Лишь за
В час, когда пустая площадь Желтой пылью повита, В час, когда бледнеют скорбно Истомленные уста,- Это
Да, я бежал, как трус, к порогу Хлои стройной, Внимая брань друзей и персов дикий вой, И все-таки горжусь
Так! Больше не скажу я ни увы! ни ах! Мне вечно горевать, вам слушать надоело. Весёлый триолет пускай
За окном гудит метелица, Снег взметает на крыльцо. Я играю — от бездельица — В обручальное кольцо.
По залам прохожу лениво. Претит от истин и красот. Еще невиданные дива, Признаться, знаю наперед.
«Париж обитая, низок был бы я, кабы В послании к другу не знал числить силлабы. Учтивости добрый сим
Изломала, одолевает Нестерпимая скука с утра. Чью-то лодку море качает, И кричит на песке детвора.
Так! наконец-то мы в своих владеньях! Одежду — па пол, тело — на кровать. Ступай, душа, в безбрежных
Вечер холодно-весенний Застыл в безнадежном покое Вспыхнули тоньше, мгновенней Колючки рассыпанной хвои.
Байрону, Пушкину вслед, родословьем своим ты гордишься; Грубый отбросив терпуг, персты на струны кладешь;
Как волшебник, прихожу я Сквозь весеннюю грозу. Благосклонно приношу я Вам азийскую лозу. Ветку чудную
[Как мячик, ] скачет по двору [Вертлявый] воробей. Всё ты, мечта привычная, Поешь в душе моей.