Матерные стихи классиков
«Потомкам» Уважаемые товарищи потомки! Роясь в сегодняшнем окаменевшем дерьме, наших дней изучая потемки
Не смотри, что рассеян в россыпь, что ломаю и мну себя. Я раздел эту девку — Осень, и забылся, ее *бя.
Худая память, врут, всё будто у седых, А я скажу: она у девок молодых. Спросили однаю, при мне то дело
Повздорил некогда ленивый хуй с пиздою, С задорной блядкою, прямою уж звездою. Пизда, его браня, сказала
Сыпь, гармоника! Скука… Скука… Гармонист пальцы льет волной. Пей со мною, паршивая сука. Пей со мной.
— Ебена мать, — кричат, когда штурмуют, — Ебена мать, — кричит, тот кого бьют, — Ебена мать, — кричат
Пролог О вы, замужние, о вдовы, О девки с целкой наотлет! Позвольте мне вам наперед Сказать о ебле два-три слова.
«Пролетарий туп жестоко — дуб дремучий в блузной сини! Он в искусстве смыслит столько ж, сколько свиньи
Хоть тяжело подчас в ней бремя, Телега на ходу легка; Ямщик лихой, седое время, Везет, не слезет с облучка.
Спи мой хуй толстоголовый, Баюшки-баю, Я тебе, семивершковый, Песенку спою. Стал расти ты понемногу И
Я пишу тебе, сестрица, Только быль- не небылицу. Расскажу тебе точь в точь, Шаг за шагом брачну ночь.
Жил-был сельский поп Вавила. Уж давненько это было. Не скажу вам как и где И в каком-иаком селе.
Месяц рожу полощет в луже, С неба светит лиловый сатин. Я стою никому не нужен, Одинокий и пьяный, один.
Вам, проживающим за оргией оргию, имеющим ванную и теплый клозет! Как вам не стыдно о представленных
Пой же, пой. На проклятой гитаре Пальцы пляшут твои вполукруг. Захлебнуться бы в этом угаре, Мой последний
В блестящий век Екатерины, В тот век парадов и балов, Мелькали пышные картины Екатерининских балов.
— Отец духовный, с покаяньем Я прийти к тебе спешу. С чистым, искренним признаньем Я о помощи прошу.
Первый вариант (без цензуры) В нем пунша и войны кипит всегдашний жар, На Марсовых полях он грозный был
Поначалу «аз» да «буки», А потом хуишко в руки. *** Ученье — свет, А в яйцах — сила.
Стоит баба с жопой метр на метр В очереди за продовольствием. Отрастить бы себе х*й В километр И доставить
Гордишься ты Но ты не идеал Сама себе ты набиваешь цену Таких как ты я на х*й одевал И видит бог не раз
Ты помнишь ли, ах, ваше благородье, Мусье француз, г*венный капитан, Как помнятся у нас в простонародье
Мне бы женщину — белую, белую Ну а впрочем какая разница Я прижал бы ее с силой к дереву И в задницу
Ебёна мать не то значит, что мать ебёна, Ебёной матерью зовут и Агафона, Да не ебут его; хотя ж и разъебать
Все люди бляди, Весь мир бардак! Один мой дядя И тот мудак
Наконец из Кенигсберга Я приблизился к стране, Где не любят Гуттенберга И находят вкус в г*вне.
В Академии наук Заседает князь Дундук. Говорят, не подобает Дундуку такая честь; Почему ж он заседает?
Царь Никита жил когда-то Праздно, весело, богато, Не творил добра, ни зла, И земля его цвела.
Муж спрашивал жены, какое делать дело: «Нам ужинать сперва иль еться зачинать?» Жена ему на то: «Ты сам
Не те бл*ди, что хлеба ради спереди и сзади дают нам е*ти, Бог их прости! А те бл*ди — лгущие, деньги
К кастрату раз пришел скрыпач, Он был бедняк, а тот богач. «Смотри, сказал певец , — Мои алмазы, изумруды
Холоп венчанного солдата, Благодари свою судьбу: Ты стоишь лавров Герострата И смерти немца Коцебу.
Позволь, Кларисса, мне списать с тебя портрет, Которого и различать не будет свет, Столь чрезвычайно
Иной имел мою Аглаю За свой мундир и черный ус, Другой за деньги — понимаю, Другой за то, что был француз
Увы! напрасно деве гордой Я предлагал свою любовь! Ни наша жизнь, ни наша кровь Ее души не тронет твердой.
Всей России притеснитель, Губернаторов мучитель И Совета он учитель, А царю он — друг и брат.
Нерукотворный труд, создание Природы, Грядут тобой во все концы земли народы, Стоишь, как свет, и пасть
Вот в чём, прекрасная, найдёшь ты утешенье, Единым кончишь сим ты всё своё мученье: Лекарство, кое я
Отрывок из поэмы Вот они, толстые ляжки Этой похабной стены. Здесь по ночам монашки Снимают с Христа штаны.
А в ненастные дни Собирались они Часто. Гнули, ! От пятидесяти На сто. И выигрывали, И отписывали Мелом.
Веселый вечер в жизни нашей Запомним, юные друзья; Шампанского в стеклянной чаше Шипела хладная струя.
Жаркий день мерцает слабо, Я гляжу в окно. За окошком серет баба, Серет, блядь, давно. Из ее огромной
Мой друг, уже три дня Сижу я под арестом И не видался я Давно с моим Орестом. Спаситель молдаван, Бахметьева
Мансуров, закадышный друг, Надень венок терновый! Вздохни — и рюмку выпей вдруг За здравие Крыловой.
Лишь только рифмачи в беседе где сойдутся, То молвив слова два, взлетают на Парнас, О преимуществе кричать
Прощай, холодный и бесстрастный Великолепный град рабов, Казарм, борделей и дворцов, С твоею ночью, гнойно-ясной
Друг Дельвиг, мой парнасский брат, Твоей я прозой был утешен, Но признаюсь, барон, я грешен: Стихам я
Брови царь нахмуря, Говорил: «Вчера Повалила буря Памятник Петра». Тот перепугался. «Я не знал!.. Ужель?
I Парнасских девок презираю, Не к ним мой дух теперь летит, Я Феба здесь не призываю, Его хуй вял и не сердит.
Недавно тихим вечерком Пришел гулять я в рощу нашу И там у речки под дубком Увидел спящую Наташу.