Матерные стихи классиков
Повздорил некогда ленивый хуй с пиздою, С задорной блядкою, прямою уж звездою. Пизда, его браня, сказала
Сыпь, гармоника! Скука… Скука… Гармонист пальцы льет волной. Пей со мною, паршивая сука. Пей со мной.
— Ебена мать, — кричат, когда штурмуют, — Ебена мать, — кричит, тот кого бьют, — Ебена мать, — кричат
Пролог О вы, замужние, о вдовы, О девки с целкой наотлет! Позвольте мне вам наперед Сказать о ебле два-три слова.
«Пролетарий туп жестоко — дуб дремучий в блузной сини! Он в искусстве смыслит столько ж, сколько свиньи
Хоть тяжело подчас в ней бремя, Телега на ходу легка; Ямщик лихой, седое время, Везет, не слезет с облучка.
Спи мой хуй толстоголовый, Баюшки-баю, Я тебе, семивершковый, Песенку спою. Стал расти ты понемногу И
Я пишу тебе, сестрица, Только быль- не небылицу. Расскажу тебе точь в точь, Шаг за шагом брачну ночь.
Жил-был сельский поп Вавила. Уж давненько это было. Не скажу вам как и где И в каком-иаком селе.
Месяц рожу полощет в луже, С неба светит лиловый сатин. Я стою никому не нужен, Одинокий и пьяный, один.
Вам, проживающим за оргией оргию, имеющим ванную и теплый клозет! Как вам не стыдно о представленных
Пой же, пой. На проклятой гитаре Пальцы пляшут твои вполукруг. Захлебнуться бы в этом угаре, Мой последний
В блестящий век Екатерины, В тот век парадов и балов, Мелькали пышные картины Екатерининских балов.
— Отец духовный, с покаяньем Я прийти к тебе спешу. С чистым, искренним признаньем Я о помощи прошу.
«Потомкам» Уважаемые товарищи потомки! Роясь в сегодняшнем окаменевшем дерьме, наших дней изучая потемки
Не смотри, что рассеян в россыпь, что ломаю и мну себя. Я раздел эту девку — Осень, и забылся, ее *бя.
Худая память, врут, всё будто у седых, А я скажу: она у девок молодых. Спросили однаю, при мне то дело
Увы! напрасно деве гордой Я предлагал свою любовь! Ни наша жизнь, ни наша кровь Ее души не тронет твердой.
Всей России притеснитель, Губернаторов мучитель И Совета он учитель, А царю он — друг и брат.
Нерукотворный труд, создание Природы, Грядут тобой во все концы земли народы, Стоишь, как свет, и пасть
Вот в чём, прекрасная, найдёшь ты утешенье, Единым кончишь сим ты всё своё мученье: Лекарство, кое я
Отрывок из поэмы Вот они, толстые ляжки Этой похабной стены. Здесь по ночам монашки Снимают с Христа штаны.
А в ненастные дни Собирались они Часто. Гнули, ! От пятидесяти На сто. И выигрывали, И отписывали Мелом.
Веселый вечер в жизни нашей Запомним, юные друзья; Шампанского в стеклянной чаше Шипела хладная струя.
Жаркий день мерцает слабо, Я гляжу в окно. За окошком серет баба, Серет, блядь, давно. Из ее огромной
Мой друг, уже три дня Сижу я под арестом И не видался я Давно с моим Орестом. Спаситель молдаван, Бахметьева
Мансуров, закадышный друг, Надень венок терновый! Вздохни — и рюмку выпей вдруг За здравие Крыловой.
Лишь только рифмачи в беседе где сойдутся, То молвив слова два, взлетают на Парнас, О преимуществе кричать
Прощай, холодный и бесстрастный Великолепный град рабов, Казарм, борделей и дворцов, С твоею ночью, гнойно-ясной
Друг Дельвиг, мой парнасский брат, Твоей я прозой был утешен, Но признаюсь, барон, я грешен: Стихам я
Брови царь нахмуря, Говорил: «Вчера Повалила буря Памятник Петра». Тот перепугался. «Я не знал!.. Ужель?
I Парнасских девок презираю, Не к ним мой дух теперь летит, Я Феба здесь не призываю, Его хуй вял и не сердит.
Недавно тихим вечерком Пришел гулять я в рощу нашу И там у речки под дубком Увидел спящую Наташу.
I О! общая людей страда, П*зда, весёлостей всех мать, Начало жизни и прохлада, Тебя хочу я прославлять.
С позволения сказать, Я сердит на вас ужасно, Нет! — вы просите напрасно; Не хочу пера марать;
Как широко, Как глубоко! Нет, бога ради, Позволь мне сзади.
Надо мной луна, Подо мной жена, Одеяло прилипло к жопе, А мы все куем и куем детей, Назло буржуазной Европе.
Ко стенке приклонясь, журит Гаврилу Анна: – Высоко, простячок, потрафил ты неладна; О, низко уж теперь
Всей России притеснитель, Губернаторов мучитель И Совета он учитель, А царю он — друг и брат.
А шутку не могу придумать я другую, Как только отослать Толстого к х*ю.
Я в Париже живу как денди. Женщин имею до ста. Мой х*й, как сюжет в легенде, Переходит из уст в уста.
У Мухи с Муравьём случился спор и злоба, Которая из них честнее есть особа. Во-первых начала так Муха
Накажи, святой угодник, Капитана Борозду, Разлюбил он, греховодник, Нашу матушку пи*ду.
Лежу на чужой жене, потолок прилипает к жопе, но мы не ропщем — делаем коммунистов, назло буржуазной Европе!
Желанья завсегда заики устремлялись, И сердце, и душа, и мысли соглашались, Жестоку чтоб открыть его
В престольный град, в синод священный От паствы из села смиренно Старухи жалобу прислали И в ней о том
Мы, онанисты, ребята плечисты! Нас не заманишь титькой мясистой! Не совратишь нас п*здовою плевой!
Орлов с Истоминой в постеле В убогой наготе лежал. Не отличился в жарком деле Непостоянный генерал.
Сводня грустно за столом Карты разлагает. Смотрят барышни кругом, Сводня им гадает: «Три девятки, туз
I Гудок, не лиру принимаю, В кабак входя, не на Парнас; Кричу и глотку раздираю, С бурлаками взнося мой