Стихи Маргариты Алигер
И все-таки настаиваю я, и все-таки настаивает разум: виновна ли змея в том, что она змея, иль дикобраз
Крестьянский дом в Пасанаури. Ночлега доброго уют. …Вдали играют на чонгури и песню юноши поют.
Мы будем суровы и откровенны. Мы лампу закроем газетным листом. О самом прекрасном, о самом простом разговаривать будем мы.
Поручик двадцати шести годов, прости меня, прости за то, что дважды двадцать шесть на свете я была и есть.
Все мне снится: весна в природе. Все мне снится: весны родней, легкий на ногу, ты проходишь узкой улицею моей.
Как странно томит нежаркое лето звучаньем, плывущим со всех сторон, как будто бы колокол грянул где-то
Откуда б я ни уезжала, перед отъездом всякий раз тужу: все впопыхах, вое мало! Не дожила, не додышала…
Я хочу быть твоею милой. Я хочу быть твоею силой, свежим ветром, насущным хлебом, над тобою летящим небом.
Что за ночь на свете, что за ночь! Тихо как… Сейчас случится чудо. Я услышу голос твой: «Мне худо!
Подживает рана ножевая. Поболит нет-нет, а все не так. Подживает, подавая знак: — Подымайся!
Я вижу в окно человека, который идет не спеша по склону двадцатого века, сухую листву вороша.
Осень только веялась за работу, только вынула кисть и резец, положила кой-где позолоту, кое-где уронила
У вас, наверно, осень хороша! Легко откинув голову без шапки, пройти бы мне аллеей, вороша сухой листвы
Три с лишком. Почти что четыре. По-нашему вышло. Отбой. Победа — хозяйка на пире. Так вот ты какая собой!
Этого года неяркое лето. В маленьких елках бревенчатый дом. Август, а сердце еще не согрето.
Несчетный счет минувших дней неужто не оплачен? …Мы были во сто крат бедней и во сто крат богаче.
Что не по нас — мы скажем иногда: — При коммунизме будет по-другому.— А по-какому? Движутся года.
Мне новый день — как новый человек, с другим характером, другой судьбою. Он вышел рано. Гор, морей и
Люди мне ошибок не прощают. Что же, я учусь держать ответ. Легкой жизни мне не обещают телеграммы утренних газет.
Уже сентябрь за окном, уже двенадцать дней подряд все об одном и об одном дожди-заики говорят.
Прошу тебя, хоть снись почаще мне. Так весело становится во сне, так славно, словно не было и нет нагроможденных
В южном городе был день морозный. Море поседело в этот день. Нам прочла учительница грозный, краткий
А разве ты не думаешь о прежнем? …Над чайханой горели огоньки. Бараньим жиром и железным стержнем пылающие
А наши судьбы, помыслы и слава, мечты, надежды, радость и беда — сейчас еще расплавленная лава, текущая
Тем не менее приснилось что-то. …Но опять колесный перестук. После неожиданного взлета я на землю опускаюсь вдруг.
Я все плачу — я все плачу — плачу за каждый шаг. Но вдруг — бывает!— я хочу пожить денек за так.
Мне жалко радостей ребячьих, которых больше в мире нет,- одесских бубликов горячих, дешевых маковых конфет.
В кибитках у колодцев ночевать случалось и неделями подряд. Хозяева укладывали спать ногами к Мекке,—
Есть в Восточной Сибири деревня Кукой горстка изб над таежной рекой. За деревней на взгорье — поля и
Милые трагедии Шекспира! Хроники английских королей! Звон доспехов, ликованье пира, мрак, и солнце, и
Первый шорох, первый голос первого дрозда. Вспыхнула и откололась поздняя звезда. Все зарделось, задрожало…
Какая осень! Дали далеки. Струится небо, землю отражая. Везут медленноходые быки тяжелые телеги урожая.
Стихи должны поэту сниться по сотне памятных примет. Как пешеходу в зной — криница, глухому — утренняя
Вошла в мою душу откуда-то с тыла. Никто и не ждал и не думал о ней. Но вдруг оказалось: душа не остыла
Коптилки мигающий пламень. Мы с Диккенсом в доме одни. Во мраке горят перед нами больших ожиданий огни.
Я хожу широким шагом, стукну в дверь, так будет слышно, крупным почерком пишу. Приглядел бы ты за мною
Я в комнате той, на диване промятом, где пахнет мастикой и кленом сухим, наполненной музыкой и закатом
Крутой обрыв родной земли, летящий косо к океану, от синевы твоей вдали тебя я помнить не устану.
…На скрещенье путей непреложных дом возник из сырой темноты. В этой комнате умер художник, и соседи свернули холсты.
Если было б мне теперь восемнадцать лет, я охотнее всего отвечала б: нет! Если было б мне теперь года
Светлые, прозрачные глаза твердости остывшего металла… Не о вас ли много лет назад, смолоду, я думала, мечтала?
Все сделанное человеком рассказывает нам о нем, отмечено не только веком, не только годом — каждым днем.
…И впервые мы проснулись рядом смутным утром будничного дня. Синим-синим, тихим-тихим взглядом ты глядел
Я замечаю, как мчится время. Маленький парень в лошадки играет, потом надевает шинель, и на шлеме красная
Слезу из глаз, как искру из кремня, хорошим словом высечь — что за диво! Не в этом дело. Слово — не огниво
Забайкалье. Зарево заката. Запоздалый птичий перелет. Мой попутчик, щурясь хитровато, мятные леденчики сосет.
Когда гуляют молния и гром, когда гроза захлестывает дом, в тепле постельном, в смутном полусне одно
Мне предначертано в веках, из дома изгнанной войною, пройти с ребенком на руках чужой лесистой стороною
Осыпаются листья, в которых затаился и жил для меня еле слышный, немолкнущий шорох отгремевшего майского дня.
Рабочий катерок мотало от Лиственничной до Котов. Дождем туманным застилало красу высоких берегов.