Стихи Фета Афанасия

Пышные гнутся макушки, Млея в весеннем соку; Где-то вдали от опушки Будто бы слышно: ку-ку. Сердце!

Кот поет, глаза прищуря, Мальчик дремлет на ковре, На дворе играет буря, Ветер свищет на дворе.

Уж верба вся пушистая Раскинулась кругом; Опять весна душистая Повеяла крылом. Станицей тучки носятся

Сновиденье, Пробужденье, Тает мгла. Как весною, Надо мною Высь светла. Неизбежно, Страстно, нежно Уповать

Упрямый лук, с прицела чуть склонен, Еще дрожит за тетивою шаткой И не успел закинутый хитон Пошевелить

Будь, Феокрит, о прелестнейший, мной упомянут с хвалою. Нежен ты прежде всего, но и торжествен вполне.

Как ястребу, который просидел На жердочке суконной зиму в клетке, Питаяся настрелянною птицей, Весной

Пусть не забудутся и пусть Те дни в лицо глядят нам сами, Когда Катулл мне наизусть Твоими говорил устами. Прости!

Ночью вечер, полон блеска, Ходит, тучи серебря, Днем в окно тепло и резко Светит солнце января.

Возвестил народу Уж с горы Афонской Бэда-проповедник, Что, быть может, к году У мадам Полонской Явится

Вчерашний вечер помню живо: Синели глубью небеса, Лист трепетал, красноречиво Глядели звезды нам в глаза.

Тобой привычный восхищаться, Я втайне верить был готов, Что можно лире приближаться К твоей красе красою строф.

Давно в любви отрады мало: Без отзыва вздохи, без радости слезы; Что было сладко — горько стало, Осыпались

Вот снова ночь с своей тоской бессонной Дрожит при блеске дня. С улыбкою мой демон искушенный Взирает на меня.

Ее не знает свет, — она еще ребенок; Но очерк головы у ней так чист и тонок, И столько томности во взгляде

Заревая вьюга Всё позамела, А ревнивый месяц Смотрит вдоль села. Подойти к окошку — Долго ль до беды?

Тебя искал мой стих по всем концам земли, И вот настиг он в Rue de Rivoli. Не знать, куда писать, меня

Свободного стиха прославленный творец, Услышана твоя молитва, друг народа: По манию царя взошла заря

Как мошки зарею, Крылатые звуки толпятся; С любимой мечтою Не хочется сердцу расстаться. Но цвет вдохновенья

Кенкеты, и мрамор, и бронза, И глазки и щечки в огне… Такие счастливые лица, Что весело с ними и мне.

Сердце — ты малютка! Угомон возьми… Хоть на миг рассудка Голосу вонми. Рад принять душою Всю болезнь твою!

Кто писал стихи иль прозу? Кто дарит вот эту розу? То ж выходит, да не то! В этом весь вопрос опасный

Любо мне в комнате ночью стоять у окошка в потемках, Если луна с высоты прямо глядит на меня И, проникая

Митя крошка, Понемножку Поджидай, Да с Покровки К Воробьевке Подъезжай. Не упрямый, Сядешь с мамой Ты

Мы ехали двое… Под нею Шел мерно и весело мул. Мы въехали молча в аллею, И луч из-за мирты блеснул.

На кресле отвалясь, гляжу на потолок, Где, на задор воображенью, Над лампой тихою подвешенный кружок

Наш шеф — владыка всенародный, И наша гордость всем ясна. Блестящей прядью этишкета Семья улан закреплена.

Друг, о чем ты всё тоскуешь? Нет улыбки на устах, Черны кудри в беспорядке, Очи черные в слезах.

Мила мне ночь, когда в неверной тьме Ты на руке моей в восторге таешь, Устами ищешь уст и нежно так ко

Спасибо вам! Мы вспоминаем Ваш резвый смех с умом живым. Без вас и май бы не был маем, И старый парк

По замечанью моему, Альбом походит на кладбище. Баратынский. Отвергнув гордое сомненье И не смущаемый

Ужель на вопль и зов молебный Ты безучастно промолчишь? Ужель улыбкой задушевной Семьи опять не озаришь?

Поднять бокал в честь дружного союза К Тургеневу мы нынче собрались. Надень ему венок, шалунья муза

Последний звук умолк в лесу глухом, Последний луч погаснул за горою… О, скоро ли в безмолвии ночном

И тихо и светло — до сумерек далеко; Как в дымке голубой и небо и вода, — Лишь облаков густых с заката

Рассказывал я много глупых снов, На мой рассказ так грустно улыбались; Многозначительно при звуке странных

Тепло на солнышке. Весна Берет свои права; В реке местами глубь ясна, На дне видна трава. Чиста холодная

Ночную фиалку лобзает зефир, И сладостно цвет задышал, Я слышу бряцание маленьких лир, Луну я в росинке узнал.

Ярко блестящая пряжка над белою полною грудью Девы хариты младой — ризы вязала концы, Свежий венок прилегал

Сбирались умирать последние цветы И ждали с грустию дыхания мороза; Краснели по краям кленовые листы

Теплым ветром потянуло, Смолк далекий гул, Поле тусклое уснуло, Гуртовщик уснул. В загородке улеглися

Ещё вчера, на солнце млея, Последним лес дрожал листом, И озимь, пышно зеленея, Лежала бархатным ковром.

Уж если всё от века решено, — Так что ж мне делать? Назначено мне полюбить вино, — Так что ж мне делать?

Ночь и я, мы оба дышим, Цветом липы воздух пьян, И, безмолвные, мы слышим, Что, струей своей колышим

Что ты, голубчик, задумчив сидишь, Слышишь — не слышишь, глядишь — не глядишь? Утро давно, а в глазах

Я говорил при расставаньи: «В далеком и чужом краю Я сохраню в воспоминаньи Святую молодость твою».

Я целый день изнемогаю В живом огне твоих лучей И, утомленный, не дерзаю К ним возводить моих очей;

Я тебе ничего не скажу, И тебя не встревожу ничуть, И о том, что я молча твержу, Не решусь ни за что

Ты прав. Одним воздушным очертаньем Я так мила. Весь бархат мой с его живым миганьем — Лишь два крыла.

Только станет смеркаться немножко, Буду ждать, не дрогнет ли звонок, Приходи, моя милая крошка, Приходи