Стихи Блока Александра
(Посв. Г. Чулкову) О смерти Всё чаще я по городу брожу. Всё чаще вижу смерть — и улыбаюсь Улыбкой рассудительной.
Всё, что в море покоит волну, Всколыхнет ее в бурные дни. Я и ныне дремлю и усну — До заката меня не
Вхожу наверх тропой кремнистой, Смотрю вперед: там всё молчит, Лишь далеко источник чистый О безмятежьи говорит.
Тихо сердца глубины? Звоны пронизали. Лейся, песенка весны, Разливайся дале. Ты пролейся, где цветы Расцветают томно.
Милая дева, зачем тебе знать, что? жизнь нам готовит, Мы, Левконоя, богов оскорбляем страстью познанья.
Ты совершил над нею подвиг трудный, Но, бедный друг! о, различил ли ты Ее наряд, и праздничный и чудный
Дома растут, как желанья, Но взгляни внезапно назад: Там, где было белое зданье, Увидишь ты черный смрад.
Есть чудеса за далью синей — Они взыграют в день весны. Но плачет сердце над пустыней, Прося привычной тишины.
Погашен в лампе свет, и ночь спокойна и ясна, На памяти моей встают былые времена, Плывут сказанья в
И.Д. Менделееву Ты кормчий — сам, учитель — сам. Твой путь суров. Что толку в этом? А я служу Ее зарям
И мы подымем их на вилы, Мы а петлях раскачнем тела, Чтоб лопнули на шее жилы, Чтоб кровь проклятая текла.
Из хрустального тумана, Из невиданного сна Чей-то образ, чей-то странный… (В кабинете ресторана За бутылкою вина).
Как всякий год, ночной порою, Под осень, в блеске красоты, Моя звезда владеет мною, — Так ныне мне восходишь Ты.
Когда мы встретились с тобой, Я был больной, с душою ржавой. Сестра, сужденная судьбой, Весь мир казался
Когда я одинок и погружен в молчанье, Когда чужая речь давно мне не слышна, Я чувствую в груди немое
Крыльцо Ее словно паперть Вхожу — и стихает гроза. На столе — узорная скатерть Притаились в углу образа.
Militat omnis amans. Ovid. Amores[1] Любовник, вышедший для брани, Оставил тирс коснеть в цветах, Не
Мне гадалка с морщинистым ликом Ворожила под темным крыльцом. Очарованный уличным криком, Я бежал за
Мой милый, будь смелым И будешь со мной. Я вишеньем белым Качнусь над тобой. Зеленой звездою С востока
Мрак. Один я. Тревожит мой слух тишина. Всё уснуло, да мне-то не спится. Я хотел бы уснуть, да уж очень
Мы проснулись в полном забвении — в полном забвении. Не услышали ничего. Не увидели никого.
На обряд я спешил погребальный, Ускоряя таинственный бег. Сбил с дороги не ветер печальный — Закрутил
Над синевой просторной дали Сквозили строгие черты. Лик безмятежный обрамляли Речные белые цветы.
Наступает пора небывалая. В освященные ризы одет, Вознесу я хвалы запоздалые, — Не раздастся ли свыше ответ.
…и поздно желать, Все минуло: и счастье и горе. Вл. Соловьев Не сердись и прости. Ты цветешь одиноко
Разлучаясь с девой милой, Друг, ты клялся мне любить!.. Уезжая в край постылый, Клятву данную хранить!
Маг, простерт над миром брений, В млечной ленте — голова. Знаки поздних поколений — Счастье дольнего волхва.
О, не смотри в глаза мои с укором, Не призывай к безмолвию и сну! Я знаю, друг, за этим темным взором
Окрай небес — звезда омега, Весь в искрах, Сириус цветной. Над головой — немая Вега Из царства сумрака
Они расстались без печали, Забыты были счастья дни; Но неутешно тосковали И снова встретились они.
День полувеселый, полустрадный, Голубая даль от Умбрских гор. Вдруг — минутный ливень, ветр прохладный
Лежать и мне в земле сырой!.. Другой певец по ней пройдет. Козлов Сон мой храните, возницы!
Подумай о подземном шуме. Мое ты сердце утиши. Быть может, и в минутной думе Скажусь любовью для души.
Пора вернуться к прежней битве, Воскресни дух, а плоть усни! Сменим стояньем на молитве Все эти счастливые дни!
Сидят у окошка с папой. Над берегом вьются галки. — Дождик, дождик! Скорей закапай! У меня есть зонтик на палке!
(Приписываются В. Брюсову) Скользили мы путем трамвайным: Я — керосин со службы нес, Ее — с усердьем
Прощай. В последний раз жестоко Я обманул твои мечты… Мое раскаянье глубоко Затем, что мне простила ты…
Сбылось пророчество мое: Перед грядущею могилой Еще однажды тайной силой Зажглось святилище Твое.
Синие горы вдали — Память горячего дня. В теплой дорожной пыли — Призрак бегущий коня. Церковь в лесистой
Смотри приветно и легко В глаза суровые разврата: В них — бесконечно далеко — Горит душа и ждет возврата
Старость мертвая бродит вокруг, В зеленях утонула дорожка. Я пилю наверху полукруг — Я пилю слуховое окошко.
(XX столетие по Р.Хр.) Место действия — будуар герцогини. Блок …В конце ж шестого тома Гейне, там, Где
Там, в полусумраке собора, В лампадном свете образа. Живая ночь заглянет скоро В твои бессонные глаза.
Бушевали ночные метели, Заметали лесные пути, И гудели мохнатые ели, И у ангелов не было силы Звездный
Ты в комнате один сидишь. Ты слышишь? Я знаю: ты теперь не спишь… Ты дышишь и не дышишь. Зачем за дверью
Ты отходишь в сумрак алый, В бесконечные круги. Я послышал отзвук малый, Отдаленные шаги. Близко ты или
Ты, может быть, не хочешь угадать, Как нежно я люблю Тебя, мой гений? Никто, никто не может так страдать
Уже бледнеет день прощальный. Ты эту ночь мне подари. Услышишь мой рассказ печальный, Внимай ему и жди зари.
Ушли в туман мечтания, Забылись все слова. Вся в розовом сиянии Воскресла синева. Умчались тучи грозные
Хранила я среди младых созвучий Задумчивый и нежный образ дня. Вот дунул вихрь, поднялся прах летучий