Стихи Кушнера Александра

Времена не выбирают, В них живут и умирают. Большей пошлости на свете Нет, чем клянчить и пенять.

Возьмите вводные слова. От них кружится голова, Они мешают суть сберечь И замедляют нашу речь.

Фиолетовой, белой, лиловой, Ледяной, голубой, бестолковой Перед взором предстанет сирень. Летний полдень

Телефонный звонок и дверной — Словно ангела два надо мной. Вот сорвался один и летит, Молоточек в железку стучит.

Не занимать нам новостей! Их столько каждый день Из городов и областей, Из дальних деревень.

Молодой человек, ради Бога, Хоть верлибром пиши, хоть без знаков Препинанья, суди меня строго, В гроб

Крылья бабочка сложит, И с древесной корой совпадет ее цвет. Кто найти ее сможет? Бабочки нет.

К двери припаду одним плечом, В комнату войду, гремя ключом. Я и через сотни тысяч лет В темноте найду

На античной вазе выступает Человечков дивный хоровод. Непонятно, кто кому внимает, Непонятно, кто за кем идет.

Поэзия — явление иной, Прекрасной жизни где-то по соседству С привычной нам, земной. Присмотримся же

Я к стогу вена подошел. Он с виду ласковым казался. Я боком встал, плечом повел, Так он кололся и кусался.

Суконное с витрины покрывало Откинули — и кружево предстало Узорное, в воздушных пузырьках.

В тот год я жил дурными новостями, Бедой своей, и болью, и виною. Сухими, воспаленными глазами Смотрел

Декабрьским утром черно-синим Тепло домашнее покинем И выйдем молча на мороз. Киоск фанерный льдом зарос

Свежеет к вечеру Нева. Под ярким светом Рябит и тянется листва За нею следом. Посмотришь: рядом два коня

Когда я очень затоскую, Достану книжку записную. И вот ни крикнуть, ни вздохнуть,- Я позвоню кому-нибудь.

В тире, с яркой подсветкой, С облаками, как дым, Мы с винтовочкой меткой Два часа простоим.

Чтоб двадцать семь свечей зажечь С одной горящей спички, Пришлось тому, кто начал речь, Обжечься с непривычки.

Слово «нервный» сравнительно поздно Появилось у нас в словаре У некрасовской музы нервозной В петербургском

Кто-то плачет всю ночь. Кто-то плачет у нас за стеною. Я и рад бы помочь — Не пошлет тот, кто плачет, за мною.

В начале пригородной ветки Обрыв платформы под овраг, И там на проволочной сетке: «Воздухоплавательный парк».

Какое счастье, благодать Ложиться, укрываться, С тобою рядом засыпать, С тобою просыпаться!

Ни царств, ушедших в сумрак, Ни одного царя,- Ассирия!- рисунок Один запомнил я. Там злые ассирийцы При

Когда тот польский педагог, В последний час не бросив сирот, Шел в ад с детьми и новый Ирод Торжествовать

Быть нелюбимым! Боже мой! Какое счастье быть несчастным! Идти под дождиком домой С лицом потерянным и красным.

Побудь средь одноклеточных, Простейших водяных. Не спрашивай: «А мне-то что?» Сам знаешь — всё от них.

Расположение вещей На плоскости стола, И преломление лучей, И синий лед стекла. Сюда — цветы, тюльпан

Когда я мрачен или весел, Я ничего не напишу. Своим душевным равновесьем, Признаться стыдно, дорожу.

Бледнеют закаты, пустеют сады от невской прохлады, от яркой воды. Как будто бы где-то оставили дверь

Под сквозными небесами, Над пустой Невой-рекой Я иду с двумя носами И расплывчатой щекой. Городской обычный житель.

Четко вижу двенадцатый век. Два-три моря да несколько рек. Крикнешь здесь — там услышат твой голос.

Прозаик прозу долго пишет. Он разговоры наши слышит, Он распивает с нами чай. При этом льет такие пули!

Калмычка ты, татарка ты, монголка! О, как блестит твоя прямая челка! Что может быть прекрасней и нелепей?

В Италию я не поехал так же, Как за два года до того меня Во Францию, подумав, не пустили, Поскольку

Бог семейных удовольствий, Мирных сценок и торжеств, Ты, как сторож в садоводстве, Стар и добр среди божеств.

Я к ночным облакам за окном присмотрюсь, Отодвинув тяжелую штору. Был я счастлив — и смерти боялся.

Ну прощай, прощай до завтра, Послезавтра, до зимы. Ну прощай, прощай до марта. Зиму порознь встретим мы.

Еще чего, гитара! Засученный рукав. Любезная отрава. Засунь ее за шкаф. Пускай на ней играет Григорьев

Я представляю все замашки Тех двух за шахматной доской. Один сказал: «Сыграем в шашки? Вы легче справитесь

То, что мы зовем душой, Что, как облако, воздушно И блестит во тьме ночной Своенравно, непослушно Или

Чего действительно хотелось, Так это города во мгле, Чтоб в небе облако вертелось И тень кружилась по земле.

Я смотр назначаю вещам и понятьям, Друзьям и подругам, их лицам и платьям, Ладонь прижимая к глазам

Звезда над кронами дерев Сгорит, чуть-чуть не долетев. И ветер дует… Но не так, Чтоб ели рухнули в овраг.

Велосипедные прогулки! Шмели и пекло на проселке. И солнце, яркое на втулке, Подслеповатое — на елке.

Мне боль придает одержимость и силу. Открою окно. Не знать бы названия этому пылу По Фрейду, зачем мне оно?

У природы, заступницы всех, Камни есть и есть облака, Как детей, любя и этих и тех, Тяжела — как те

Почему бы в столе, где хранят Авторучки, очки, сигареты, Бланки, склянки, с орлами монеты, Телеграммы

Два мальчика, два тихих обормотика, ни свитера, ни плащика, ни зонтика, под дождичком на досточке качаются

Эти бешеные страсти И взволнованные жесты — Что-то вроде белой пасты, Выжимаемой из жести. Эта видимость

Сентябрь выметает широкой метлой Жучков, паучков с паутиной сквозной, Истерзанных бабочек, ссохшихся