Стихи Пушкина Александра
Ты мне велишь открыться пред тобою — Незнаемый дерзал я обожать, Но страсть одна повелевала мною
Тебе, наперсница Венеры, Тебе, которой Купидон И дети резвые Цитеры Украсили цветами трон, Которой нежные
Туманский прав, когда так верно вас Сравнил он с радугой живою: Вы милы, как она, для глаз И как она
Сей белокаменный фонтан, Стихов узором испещренный, Сооружен и изваян Железный ковшик цепью прицепленный
Отрок милый, отрок нежный, Не стыдись, навек ты мой; Тот же в нас огонь мятежный, Жизнью мы живем одной.
Чу, пушки грянули! крылатых кораблей Покрылась облаком станица боевая, Корабль вбежал в Неву — и вот
От вас узнал я плен Варшавы. Вы были вестницею славы И вдохновеньем для меня.
Scorn not the sonnet, critic. Wordsworth. Суровый Дант не презирал сонета; В нем жар любви Петрарка изливал;
Когда помилует нас бог, Когда не буду я повешен, То буду я у ваших ног, В тени украинских черешен.
Когда для смертного умолкнет шумный день, И на немые стогны града Полупрозрачная наляжет ночи тень И
Я не люблю альбомов модных: Их ослепительная смесь Аспазий наших благородных Провозглашает только спесь.
Близ мест, где царствует Венеция златая, Один, ночной гребец, гондолой управляя, При свете Веспера по
Семейственной любви и нежной дружбы ради Хвалю тебя, сестра, не спереди, а сзади. VARIANTES EN L’HONNEUR
С перегородкою коморки, Довольно чистенькие норки, В углу на полке образа, Под ними вербная лоза С иссохшей
Плещут волны Флегетона, Своды Тартара дрожат, Кони бледного Плутона Быстро к нимфам Пелиона Из аида бога мчат.
Угрюмый сторож муз, гонитель давний мой, Сегодня рассуждать задумал я с тобой. Не бойся: не хочу, прельщенный
Клеветник без дарованья, Палок ищет он чутьем, А дневного пропитанья Ежемесячным враньем.
Певец-гусар, ты пел биваки, Раздолье ухарских пиров И грозную потеху драки, И завитки своих усов.
Я ускользнул от Эскулапа Худой, обритый — но живой; Его мучительная лапа Не тяготеет надо мной.
О, если правда, что в ночи, Когда покоятся живые, И с неба лунные лучи Скользят на камни гробовые, О
Как широко, Как глубоко! Нет, бога ради, Позволь мне сзади.
Всей России притеснитель, Губернаторов мучитель И Совета он учитель, А царю он — друг и брат.
Недавно я в часы свободы Устав наездника читал И даже ясно понимал Его искусные доводы; Узнал я резкие
Художник-варвар кистью сонной Картину гения чернит И свой рисунок беззаконный Над ней бессмысленно чертит.
Мансуров, закадышный друг, Надень венок терновый! Вздохни — и рюмку выпей вдруг За здравие Крыловой.
Пора, пора! рога трубят; Псари в охотничьих уборах Чем свет уж на конях сидят, Борзые прыгают на сворах.
Стих каждый в повести твоей Звучит и блещет, как червонец. Твоя чухоночка, ей-ей, Гречанок Байрона милей
«Все мое»,- сказало злато; «Все мое», — сказал булат. «Все куплю», — сказало злато; «Все возьму», — сказал булат.
По небу крадется луна, На холме тьма седеет, На воды пала тишина, С долины ветер веет, Молчит певица
Пока не требует поэта К священной жертве Аполлон, В заботах суетного света Он малодушно погружен;
Язык и ум теряя разом, Гляжу на вас единым глазом: Единый глаз в главе моей. Когда б судьбы того хотели
Зачем безвременную скуку Зловещей думою питать, И неизбежную разлуку В унынье робком ожидать?
В крови горит огонь желанья, Душа тобой уязвлена, Лобзай меня: твои лобзанья Мне слаще мирра и вина.
Лила, Лила! я страдаю Безотрадною тоской, Я томлюсь, я умираю, Гасну пламенной душой; Но любовь моя напрасна
На тихих берегах Москвы Церквей, венчанные крестами, Сияют ветхие главы Над монастырскими стенами.
Что в имени тебе моем? Оно умрет, как шум печальный Волны, плеснувшей в берег дальный, Как звук ночной
Я думал, сердце позабыло Способность легкую страдать, Я говорил: тому, что было, Уж не бывать!
Ночной зефир Струит эфир. Шумит, Бежит Гвадалквивир. Вот взошла луна златая, Тише… чу… гитары звон… Вот
Перестрелка за холмами; Смотрит лагерь их и наш; На холме пред казаками Вьется красный делибаш. Делибаш!
Уродился я, бедный недоносок, С глупых лет брожу я сиротою; Недорослем меня бедного женили;
Гонимый рока самовластьем От пышной далеко Москвы, Я буду вспоминать с участьем То место, где цветете вы.
Вдали тех пропастей глубоких, Где в муках вечных и жестоких Где слез во мраке льются реки, Откуда изгнаны
Краев чужих неопытный любитель И своего всегдашний обвинитель, Я говорил: в отечестве моем Где верный
Глаза скосив на ус кудрявый, Гусар с улыбкой величавой На палец завитки мотал; Мудрец с обритой бородою
Ты хочешь, милый друг, узнать Мои мечты, желанья, цели И тихий глас простой свирели С улыбкой дружества внимать.
Итак, я счастлив был, итак, я наслаждался, Отрадой тихою, восторгом упивался… И где веселья быстрый день?
Вот зеркало мое — прими его, Киприда! Богиня красоты прекрасна будет ввек, Седого времени не страшна
Уж я не тот любовник страстный, Кому дивился прежде свет: Моя весна и лето красно Навек прошли, пропал и след.
На холмах Грузии лежит ночная мгла; Шумит Арагва предо мною. Мне грустно и легко; печаль моя светла;
Нас было много на челне; Иные парус напрягали, Другие дружно упирали В глубь мощны веслы. В тишине На