Стихи Вертинского Александра

У меня завелись ангелята, Завелись среди белого дня! Все, над чем я смеялся когда-то, Все теперь восхищает меня!

Какое мне дело, что ты существуешь на свете, Страдаешь, играешь, о чём-то мечтаешь и лжёшь, Какое мне

Приезжайте. Не бойтесь. Мы будем друзьями, Нам обоим пора от любви отдохнуть, Потому что, увы, никакими

Небеса расцвечены алмазами, Возжигает Родина огни. Все о вас, родные сероглазые Братья, драгоценные мои!

Мыши съели Ваши письма и записки. Как забвенны «незабвенные» слова! Как Вы были мне когда-то близки!

Как жаль, что с годами уходит Чудесный мой песенный дар. Как жаль, что в крови уж не бродит Весенний

Я всегда был за тех, кому горше и хуже, Я всегда был для тех, кому жить тяжело. А искусство мое, как

Вере Холодной Ах, где же Вы, мой маленький креольчик, Мой смуглый принц с Антильских островов, Мой маленький

Я сегодня смеюсь над собой… Мне так хочется счастья и ласки, Мне так хочется глупенькой сказки, Детской

Мы — птицы певчие. Поем мы, как умеем. Сегодня — хорошо, а завтра — кое-как. Но все, что с песнями на

Вас не трудно полюбить, Нужно только храбрым быть, Все сносить, не рваться в бой И не плакать над судьбой

Какой ценой Вы победили. Какой неслыханной ценой! Какую Вы любовь убили. Какое солнце погасили В своей

В этой жизни ничего не водится — Ни дружбы, ни чистой любви. Эту жизнь прожить приходится По горло и в грязи

Вы стояли в театре, в углу, за кулисами, А за Вами, словами звеня, Парикмахер, суфлер и актеры с актрисами

Я не знаю, зачем и кому это нужно, Кто послал их на смерть недрожавшей рукой, Только так беспощадно

Восстань, пророк, и виждь, и внемли. Исполнись волею моей И, обходя моря и земли. Глаголом жги сердца людей.

Мне смешны теперь мои печали детские И наивны кажутся мечты. Я увидел, как недавно на Кузнецком Зацветали

В пыльный маленький город, где Вы жили ребенком, Из Парижа весной к Вам пришел туалет. В этом платье

Мы читаем Шницлера. Бредим мы маркизами. Осень мы проводим с мамой в Туапсе. Девочка с привычками, девочка

Ваш любовник скрипач, он седой и горбатый. Он Вас дико ревнует, не любит и бьет. Но когда он играет «Концерт

Ваши пальцы пахнут ладаном, А в ресницах спит печаль. Ничего теперь не надо нам, Никого теперь не жаль.

Из глухих притонов Барселоны На асфальт парижских площадей Принесли Вы эти песни-звоны Изумрудной родины своей.

Тяжело таким, как я, «отсталым папам»: Подрастают дочки и сынки, И уже нас прибирают к лапам Эти юные

Насмешница моя, лукавый рыжий мальчик, Мой нежный враг, мой беспощадный друг, Я так влюблен в Ваш узкий

Каждый тонет — как желает. Каждый гибнет — как умеет. Или просто умирает. Как мечтает, как посмеет.

Ирине Н-й Я безумно боюсь золотистого плена Ваших медно-змеиных волос, Я влюблен в Ваше тонкое имя «Ирена»

(Шарж на западную кинозвезду) Ах сегодня весна Боттичелли! Вы во власти весеннего бриза, Вас баюкает

Ты сказала, что Смерть носит Котомку с косой — косит, Что она, беззубая, просит: «Дай ему, Господи, срок!

Что же мы себя мучаем? Мы ведь жизнью научены… Разве мы расстаемся навек? А ведь были же сладости В каждом

Мне не нужна женщина. Мне нужна лишь тема, Чтобы в сердце вспыхнувшем зазвучал напев. Я могу из падали

Сколько вычурных поз, Сколько сломанных роз, Сколько мук, и проклятий, и слез! Как сияют венцы!

Обезьянка Чарли устает ужасно От больших спектаклей, от больших ролей. Все это ненужно, все это напрасно

Рождество в стране моей родной, Синий праздник с дальнею звездой, Где на паперти церквей в метели Вихри

Это бред. Это сон. Это снится… Это прошлого сладкий дурман. Это Юности Белая Птица, Улетевшая в серый

Вы похожи на куклу в этом платьице аленьком, Зачесанная по-детски и по-смешному. И мне странно, что Вы

Я люблю Вас, моя сероглазочка, Золотая ошибка моя! Вы — вечерняя жуткая сказочка, Вы — цветок из картины Гойя.

Тихо тянутся сонные дроги И, вздыхая, ползут под откос. И печально глядит на дороги У колодцев распятый Христос.

Сквозь чащу пошлости, дрожа от отвращенья, Я продираюсь к дальнему лучу. Я задыхаюсь. Но в изнеможеньи

Я зная, Джимми, Вы б хотели быть пиратом, Но в наше время это невозможно. Вам хочется командовать фрегатом

Надоело в песнях душу разбазаривать, И, с концертов возвратясь к себе домой, Так приятно вечерами разговаривать

Ты проходишь дальними дорогами В стороне от моего жилья. За морями, за долами, за порогами Где-то бродишь

Владимиру Васильевичу Максимову Я помню эту ночь. Вы плакали, малютка. Из Ваших синих, подведенных глаз

Я знаю этих маленьких актрис, Настойчивых, лукавых и упорных, Фальшивых в жизни, ласковых в уборных

Пей, моя девочка, пей, моя милая, Это плохое вино. Оба мы нищие, оба унылые, Счастия нам не дано.

Любовью болеют все на свете. Это вроде собачьей чумы. Ее так легко переносят дети И совсем не выносим мы.

В бананово-лимонном Сингапуре, в бури, Когда поет и плачет океан И гонит в ослепительной лазури Птиц

Она долго понять не умела, Кто он — апостол, артист или клоун? А потом решила: «Какое мне дело?

Встретились случайно, где-то на концерте, То, что было прежде, умерло давно. Ласковые письма в голубом

Сегодня томная луна, Как пленная царевна, Грустна, задумчива, бледна И безнадежно влюблена.

Каждый день под окошком он заводит шарманку. Монотонно и сонно он поет об одном. Плачет старое небо