Стихи Ахматовой Анны

Могла ли Биче словно Дант творить, Или Лаура жар любви восславить? Я научила женщин говорить… Но, Боже

Зажжённых рано фонарей Шары висячие скрежещут, Все праздничнее, все светлей Снежинки, пролетая, блещут.

А вы, мои друзья последнего призыва! Чтоб вас оплакивать, мне жизнь сохранена. Над вашей памятью не стыть

Долгим взглядом твоим истомленная, И сама научилась томить. Из ребра твоего сотворенная, Как могу я тебя

Три раза пытать приходила. Я с криком тоски просыпалась И видела тонкие руки И темный насмешливый рот.

Так под кровлей Фонтанного Дома, Где вечерняя бродит истома С фонарем и связкой ключей, Я аукалась с

На стеклах нарастает лед, Часы твердят: «Не трусь!» Услышать, что ко мне идет, И мертвой я боюсь.

1 Щели в саду вырыты, Не горят огни. Питерские сироты, Детоньки мои! Под землей не дышится, Боль сверлит

Есть в близости людей заветная черта, Ее не перейти влюбленности и страсти,- Пусть в жуткой тишине сливаются

В которую-то из сонат Тебя я прячу осторожно. О! Как ты позовешь тревожно, Непоправимо виноват В том

Здесь Пушкина изгнанье началось И Лермонтова кончилось изгнанье. Здесь горных трав легко благоуханье

Сердце к сердцу не приковано, Если хочешь — уходи. Много счастья уготовано Тем, кто волен на пути.

Мы не умеем прощаться,- Все бродим плечо к плечу. Уже начинает смеркаться, Ты задумчив, а я молчу.

Еще весна таинственная млела, Блуждал прозрачный ветер по горам И озеро глубокое синело — Крестителя

Он и праведный и лукавый, И всех месяцев он страшней: В каждом Августе, Боже правый, Столько праздников

…И на ступеньки встретить Не вышли с фонарем. В неровном лунном свете Вошла я в тихий дом. Под лампою

В том доме было очень страшно жить, И ни камина жар патриархальный, Ни колыбелька нашего ребенка, Ни

«Где, высокая, твой цыганенок, Тот, что плакал под черным платком, Где твой маленький первый ребенок

Земной отрадой сердца не томи, Не пристращайся ни к жене, ни к дому, У своего ребенка хлеб возьми, Чтобы

Как площади эти обширны, Как гулки и круты мосты! Тяжелый, беззвездный и мирный Над нами покров темноты.

Нам встречи нет. Мы в разных станах, Туда ль зовешь меня, наглец, Где брат поник в кровавых ранах, Принявши

О, как меня любили ваши деды, Улыбчиво, и томно, и светло. Прощали мне и дольники и бреды И киевское помело.

Покорно мне воображенье В изображеньи серых глаз. В моем тверском уединеньи Я горько вспоминаю Вас.

Здесь все меня переживет, Все, даже ветхие скворешни И этот воздух, воздух вешний, Морской свершивший перелет.

Твой белый дом и тихий сад оставлю. Да будет жизнь пустынна и светла. Тебя, тебя в моих стихах прославлю

Е. С. Булгаковой В этой горнице колдунья До меня жила одна: Тень ее еще видна Накануне новолунья, Тень

Я так молилась: «Утоли Глухую жажду песнопенья!» Но нет земному от земли И не было освобожденья.

М. Лозинскому Почти от залетейской тени В тот час, как рушатся миры, Примите этот дар весенний В ответ

М. И. Цветаевой Белорученька моя, чернокнижница… Невидимка, двойник, пересмешник, Что ты прячешься в

Окопы, окопы — Заблудишься тут! От старой Европы Остался лоскут, Где в облаке дыма Горят города… И вот

А ты теперь тяжелый и унылый, Отрекшийся от славы и мечты, Но для меня непоправимо милый, И чем темней

Ты всегда таинственный и новый, Я тебе послушней с каждым днем, Но любовь твоя, о друг суровый, Испытание

Cardan solaire* на Меньшиковом доме. Подняв волну, проходит пароход. О, есть ли что на свете мне знакомей

Один идет прямым путем, Другой идет по кругу И ждет возврата в отчий дом, Ждет прежнюю подругу.

В садах впервые загорелись маки, И лету рад и вольно дышит город Приморским ветром, свежим и соленым.

Александру Блоку Я пришла к поэту в гости. Ровно полдень. Воскресенье. Тихо в комнате просторной, А за

Все ушли и никто не вернулся. Не на листопадном асфальте Будешь ты долго ждать. Мы с тобой в Адажио Вивальди

Вечерний и наклонный Передо мною путь. Вчера еще, влюбленный, Молил: «Не позабудь». А нынче только ветры

Мне с тобою пьяным весело — Смысла нет в твоих рассказах. Осень ранняя развесила Флаги желтые на вязах.

Отрывок И требовала, чтоб кусты Участвовали в бреде, Всех я любила, кто не ты И кто ко мне не едет… Я

М. Лозинскому Они летят, они еще в дороге, Слова освобожденья и любви, А я уже в предпесенной тревоге

А в книгах я последнюю страницу Всегда любила больше всех других, — Когда уже совсем неинтересны Герой

Вновь подарен мне дремотой Наш последний звездный рай — Город чистых водометов, Золотой Бахчисарай.

Il mio bel San Giovanni Dante [1] Он и после смерти не вернулся В старую Флоренцию свою. Этот, уходя

Знаю, знаю – снова лыжи Сухо заскрипят. В синем небе месяц рыжий, Луг так сладостно покат. Во дворце

Как у облака на краю, Вспоминаю я речь твою, А тебе от речи моей Стали ночи светлее дней. Так, отторгнутые

От Царскосельских лип… Пушкин Казалось мне, что песня спета Средь этих опустелых зал. О, кто бы мне тогда

О, знала ль я, когда в одежде белой Входила Муза в тесный мой приют, Что к лире, навсегда окаменелой

Постучись кулачком – я открою. Я тебе открывала всегда. Я теперь за высокой горою, За пустыней, за ветром

Протертый коврик под иконой, В прохладной комнате темно, И густо плющ темно-зеленый Завил широкое окно.