Стихи Ахматовой Анны

Подошла. А волненья не выдал, Равнодушно глядя в окно. Села, словно фарфоровый идол, В позе, выбранной ею давно.

О нет, я не тебя любила, Палима сладостным огнем, Так объясни, какая сила В печальном имени твоем.

И мы забыли навсегда, Заключены в столице дикой, Озера, степи, города И зори родины великой.

Теперь никто не станет слушать песен. Предсказанные наступили дни. Моя последняя, мир больше не чудесен

По аллее проводят лошадок. Длинны волны расчесанных грив. О, пленительный город загадок, Я печальна

Течет река неспешно по долине, Многооконный на пригорке дом. А мы живем как при Екатерине: Молебны служим

Высокие своды костела Синей, чем небесная твердь… Прости меня, мальчик веселый, Что я принесла тебе смерть

Подошла я к сосновому лесу. Жар велик, да и путь не короткий. Отодвинул дверную завесу, Вышел седенький

Оставь, и я была как все, И хуже всех была, Купалась я в чужой росе, И пряталась в чужом овсе, В чужой

Из тюремных ворот, Из заохтенских болот, Путем нехоженым, Лугом некошеным, Сквозь ночной кордон, Под

Д.Д.Шостаковичу В ней что-то чудотворное горит, И на глазах ее края гранятся. Она одна со мною говорит

Двадцать четвертую драму Шекспира Пишет время бесстрастной рукой. Сами участники чумного пира, Лучше

Будешь жить, не зная лиха, Править и судить, Со своей подругой тихой Сыновей растить. И во всем тебе

В. С. Срезневской Вместо мудрости – опытность, пресное, Неутоляющее питье. А юность была – как молитва

Все души милых на высоких звездах. Как хорошо, что некого терять И можно плакать. Царскосельский воздух

Татарское, дремучее Пришло из никогда, К любой беде липучее, Само оно – беда.

Блажен, кто посетил сей мир В его минуты роковые. Тютчев Н.А. О-ой Меня, как реку, Суровая эпоха повернула.

Небо мелкий дождик сеет На зацветшую сирень. За окном крылами веет Белый, белый Духов день.

Пора забыть верблюжий этот гам И белый дом на улице Жуковской. Пора, пора к березам и грибам, К широкой

Безвольно пощады просят Глаза. Что мне делать с ними, Когда при мне произносят Короткое, звонкое имя?

Соседка – из жалости – два квартала, Старухи, – как водится, – до ворот, А тот, чью руку я держала, До

Третью весну встречаю вдали От Ленинграда. Третью? И кажется мне, она Будет последней. Но не забуду я

Я написала слова, Что долго сказать не смела. Тупо болит голова, Странно немеет тело. Смолк отдаленный

Был блаженной моей колыбелью Темный город у грозной реки И торжественной брачной постелью, Над которой

Нам свежесть слов и чувста простоту Терять не то ль, что живописцу – зренье Или актеру – голос и движенье

Так отлетают темные души… — Я буду бредить, а ты не слушай. Зашел ты нечаянно, ненароком — Ты никаким

Я на солнечном восходе Про любовь пою, На коленях в огороде Лебеду полю. Вырываю и бросаю — Пусть простит меня.

Прошло пять лет,— и залечила раны, Жестокой нанесенные войной, Страна моя, и русские поляны Опять полны

Жить — так на воле, Умирать — так дома. Волково поле, Желтая солома.

Я к розам хочу, в тот единственный сад, Где лучшая в мире стоит из оград, Где статуи помнят меня молодой

Бывало, я с утра молчу, О том, что сон мне пел. Румяной розе и лучу, И мне — один удел. С покатых гор

Женский голос, как ветер, несется, Черным кажется, влажным, ночным, И чего на лету ни коснется, Всё становится

И в Киевском храме Премудрости Бога, Припав к солее, я тебе поклялась, Что будет моею Твоя дорога, Где

В. А. Комаровскому Какие странные слова Принес мне тихий день апреля. Ты знал, во мне еще жива Страстная

Как невеста, получаю Каждый вечер по письму, Поздно ночью отвечаю Другу моему. «Я гощу у смерти белой

Ленинградскую беду Руками не разведу, Слезами не смою, В землю не зарою. Я не словом, не упреком, Я не

Просыпаться на рассвете Оттого, что радость душит, И глядеть в окно каюты На зеленую волну, Иль на палубе

Он, сам себя сравнивший с конским глазом, Косится, смотрит, видит, узнает, И вот уже расплавленным алмазом

В последний год, когда столица наша Первоначальное носила имя И до войны великой оставалось Еще полгода

Всё мне видится Павловск холмистый, Круглый луг, неживая вода, Самый томный и самый тенистый, Ведь его

Загорелись иглы венчика Вкруг безоблачного лба. Ах! улыбчивого птенчика Подарила мне судьба.

Истлевают звуки в эфире, И заря притворилась тьмой. В навсегда онемевшем мире Два лишь голоса: твой и мой.

Молюсь оконному лучу Он бледен, тонок, прям. Сегодня я с утра молчу, А сердце – пополам. На рукомойнике

О. М. Не столицею европейской С первым призом за красоту — Душной ссылкою енисейской, Пересадкою на Читу

Всё это разгадаешь ты один… Когда бессонный мрак вокруг клокочет, Тот солнечный, тот ландышевый клин

Морозное солнце. С парада Идут и идут войска. Я полдню январскому рада, И тревога моя легка.

Соблазна не было. Соблазн в тиши живет, Он постника томит, святителя гнетет И в полночь майскую над молодой

Ты мне не обещан ни жизнью, ни Богом, Ни даже предчувствием тайным моим. Зачем же в ночи перед темным

Я не любила с давних дней, Чтобы меня жалели, А с каплей жалости твоей Иду, как с солнцем в теле.

Все мы бражники здесь, блудницы, Как невесело вместе нам! На стенах цветы и птицы Томятся по облакам.