Стихи Ахматовой Анны
Пленник чужой! Мне чужого не надо, Я и своиx-то устала считать. Так отчего же такая отрада Эти вишневые
На шее мелких чёток ряд, В широкой муфте руки прячу, Глаза рассеянно глядят И больше никогда не плачут.
Чугунная ограда, Сосновая кровать. Как сладко, что не надо Мне больше ревновать. Постель мне стелют эту
Это и не старо и не ново, Ничего нет сказочного тут. Как Отрепьева и Пугачева, Так меня тринадцать лет клянут.
Чёрную и прочную разлуку Я несу с тобой наравне. Что ж ты плачешь? Дай мне лучше руку, Обещай опять прийти во сне.
Память о солнце в сердце слабеет, Желтей трава, Ветер снежинками ранними веет Едва-едва. В узких каналах
Муза-сестра заглянула в лицо, Взгляд ее ясен и ярок. И отняла золотое кольцо, Первый весенний подарок. Муза!
Голубя ко мне не присылай, Писем беспокойных не пиши, Ветром мартовским в лицо не вей. Я вошла вчера
Я сошла с ума, о мальчик странный, В среду, в три часа! Уколола палец безымянный Мне звенящая оса.
Я улыбаться перестала, Морозный ветер губы студит, Одной надеждой меньше стало, Одною песней больше будет.
Я пью за разорённый дом, За злую жизнь мою, За одиночество вдвоём, И за тебя я пью,— За ложь меня предавших
И снова осень валит Тамерланом, В арбатских переулках тишина. За поулстанком или за туманом Дорога непроезжая черна.
Эта встреча никем не воспета, И без песен печаль улеглась. Наступило прохладное лето, Словно новая жизнь началась.
Бессмертник сух и розов. Облака На свежем небе вылеплены грубо. Единственного в этом парке дуба Листва
Весенним солнцем это утро пьяно, И на террасе запах роз слышней, А небо ярче синего фаянса.
Последний ключ – холодный ключ забвенья. Он слаще всех жар сердца утолит. Пушкин Есть три эпохи у воспоминаний.
И слава лебедью плыла Сквозь золотистый дым. А ты, любовь, всегда была Отчаяньем моим.
Лучше б мне частушки задорно выкликать, А тебе на хриплой гармонике играть! И уйдя, обнявшись, на ночь
Н.Г. Jen’aurai pas l’honneur sublime Dedonnermonnomаl’abоme Quimeservirade Tombeau Baudelaire [1] I Пришли
От меня, как от той графини, Шел по лесенке винтовой, Чтоб увидеть рассветный, синий Страшный час над
Проплывают льдины, звеня, Небеса безнадежно бледны. Ах, за что ты караешь меня, Я не знаю моей вины.
Словно дочка слепого Эдипа, Муза к смерти провидца вела, А одна сумасшедшая липа В этом траурном мае
Там тень моя осталась и тоскует, В той светло-синей комнате живет, Гостей из города за полночь ждет И
Я знаю, ты моя награда За годы боли и труда, За то, что я земным отрадам Не предавалась никогда, За то
У кладбища направо пылил пустырь, А за ним голубела река. Ты сказал мне: «Ну что ж, иди в монастырь Или
О. А. Кузьминой-Караваевой «Нам бы только до взморья добраться, Дорогая моя!» — «Молчи …» И по лестнице
Не будем пить из одного стакана Ни воду мы, ни сладкое вино, Не поцелуемся мы утром рано, А ввечеру не
Я гибель накликала милым, И гибли один за другим. О, горе мне! Эти могилы Предсказаны словом моим.
Я живу, как кукушка в часах, Не завидую птицам в лесах. Заведут — и кукую. Знаешь, долю такую Лишь врагу
И месяц, скучая в облачной мгле, Бросил в горницу тусклый взор. Там шесть приборов стоят на столе, И
Из памяти твоей я выну этот день, Чтоб спрашивал твой взор беспомощно-туманный: Где видел я персидскую
Когда я ночью жду ее прихода, Жизнь, кажется, висит на волоске. Что почести, что юность, что свобода
Дай мне горькие годы недуга, Задыханья, бессонницу, жар, Отыми и ребенка, и друга, И таинственный песенный
Я не знаю, ты жив или умер,— На земле тебя можно искать Или только в вечерней думе По усопшем светло горевать.
Дверь полуоткрыта, Веют липы сладко… На столе забыты Хлыстик и перчатка. Круг от лампы желтый… Шорохам внимаю.
И в тайную дружбу с высоким, Как юный орел темноглазым, Я, словно в цветник предосенний, Походкою легкой вошла.
Хочешь знать, как все это было? — Три в столовой пробило, И, прощаясь, держась за перила, Она словно
Ангел, три года хранивший меня, Вознесся в лучах и огне, Но жду терпеливо сладчайшего дня, Когда он вернется ко мне.
Вижу, вижу лунный лук Сквозь листву густых ракит, Слышу, слышу ровный стук Неподкованных копыт. Что?
Забудут? – вот чем удивили! Меня забывали сто раз, Сто раз я лежала в могиле, Где, может быть, я и сейчас.
И упало каменное слово На мою еще живую грудь. Ничего, ведь я была готова. Справлюсь с этим как-нибудь.
«…И кто-то приказал мне: Говори! Припомни все…» Леон Фелипе. Дознание Кому и когда говорила, Зачем от
Не прислал ли лебедя за мною, Или лодку, или черный плот? Он в шестнадцатом году весною Обещал, что скоро
…И кто-то, во мраке дерев незримый. Зашуршал опавшей листвой И крикнул: «Что сделал с тобой любимый
И в ночи январской, беззвездной, Сам дивясь небывалой судьбе, Возвращенный из смертной бездны, Ленинград
М. М. 3ощенко Словно дальнему голосу внемлю, А вокруг ничего, никого. В эту черную добрую землю Вы положите тело его.
Переулочек, переул… Горло петелькой затянул. Тянет свежесть с Москва-реки. В окнах теплятся огоньки.
Я горькая и старая. Морщины Покрыли сетью желтое лицо. Спина согнулась, и трясутся руки. А мой палач
Часть I Тринадцатый год (1913) Di rider finirai Pria dell’ aurora. Don Giovanni * «Во мне еще как песня
Чем хуже этот век предшествовавших? Разве Тем, что в чаду печалей и тревог Он к самой черной прикоснулся