1
О мой читатель… вы москвич прямой
И потому, наверно, о Коломне
Не знаете… конечно, не о той
Я говорю, которая, как помню,
Лежит в стране, и мне, и вам родной,
Верст за сто от Москвы, да, впрочем, что мне
До счета верст — и вам, конечно… Есть
Другая — дай ей небо вечно цвесть!
2
В Коломне той вы, верно, не бывали.
Вы в Петербург езжали по делам —
Иль, ежели за делом приезжали,
То, вероятно, не селились там…
Литовский замок, впрочем, вы видали —
Я говорю без оскорбленья вам, —
О нет, вы не сидели в заключеньи,
Ни — даже за долги в известном отделеньи.
3
Но, может быть, вы в северную ночь
Болезненно-прозрачную бродили
По городу, как я… когда невмочь
От жару, от тоски, от страшной пыли
Вам становилось… Вас тогда томили
Бесцельные желанья — вы бежали прочь
От этих зданий, вытянутых фронтом,
От длинных улиц с тесным горизонтом.
4
Тогда, быть может, память вас влекла
Туда, где «ночь над мирною Коломной
Тиха отменно»; Где в тиши цвела
Параша красотой своею скромной;
Вы вспоминали, как она была мила,
Наивно любовавшаяся томной
Луной, мечтавшая бог весть о чем…
И, думая о ней, вы думали о нем.
5
О том певце с младенческой душою,
С божественною речью на устах,
С венчанной лаврами кудрявой головою,
С разумной думой мужеской в очах;
Вы жили вновь его отрадною тоскою
О тишине полей, о трех соснах,
Тоской, которой даже в летах зрелых
Страдал «погибший рано смертью смелых».
6
Иль нет — простите, я совсем забыл —
Вы человек другого поколенья:
Иной вожатый вас руководил
В иные страсти, муки и волненья;
Другой вожатый верить вас учил…
И вы влюбились в демона сомненья,
Вблизи Коломны Пушкина — увы! —
С тем злобным демоном бродили вечно вы!
7
А может быть, и вовсе не бродили,
Что даже вероятней… По ночам
Вы спали, утром к должности ходили
И прочее, как следует… Но вам
Европеизм по сердцу… Выходили
Из оперы вы часто, где певцам,
Желая подражать приемам европейским,
С остервенением вы хлопали злодейским.
8
Зимой, конечно, было это; нос
Вы в шубу прятали — и не глядели
Кругом… И гнал вас северный мороз
Скорей — но не домой и не к постели —
На преферанс…Но, верно, удалось,
Когда вы на санях к Морской летели,
Вам видеть замок с левой стороны…
И дальше вы теперь идти со мной должны.
9
В Коломне я искать решился героини
Для повести моей… и в том не виноват.
В частях других, как некие твердыни,
Все дамы неприступны… как булат
Закалены… в китайском тверды чине…
Я добродетели их верить очень рад —
Им только семь в червях представить могут
грезы,
Да повесть Z… исторгнуть может слезы.
10
А героиня очень мне нужна,
Нужнее во сто тысяч раз героя…
Герой? герой известный — сатана…
Рушитель вечный женского покоя,
Единственный… Последняя жена,
Как первая, увлечена змеею —
Быть может… демон ей сродни
И понял это в первые же дни…
11
По-старому над грешною землей,
Неистощимой бездною страданий,
Летает он, князь области мирской…
По-старому, заклятый враг преданий,
Он вечно к новому толкает род людской,
Хоть старых полон сам воспоминаний.
Всегда начало сходится с концом,
И змей таинственным свивается кольцом.
12
Он умереть не может… Вечность, вечность
Бесплодных мук, бессмысленных страстей
Сознание и жажды бесконечность!..
И муки любит старый враг людей…
И любит он ту гордую беспечность
Неисправимых Адамовых детей,
С которою они, вполне как дети,
Кидаются в расставленные сети…
13
14
Но что до ней, что до него?.. С зарею
Слилась заря… и влагою облит
Прозрачною, туманной, водяною —
Петрополь весь усталый мирно спит;
Спят здания, спят флаги над Невою;
Спит, как всегда, и вековой гранит;
Спит ночь сама… но спит она над нами
Сном ясновидящей с открытыми очами.
15
Болезненно-прозрачные черты
Ее лица в насильственном покое.
То жизнь иль смерть? Тяжелые мечты
Над ней витают…Бытие иное
В фосфо»ре глаз сияет… Страшной красоты
Полна больная… Так и над Невою
Ночь севера заснула чутким сном…
Беда, кто в эту ночь с бессонницей знаком!
16
Беда тебе, дитя мое больное!..
Зачем опять сидишь ты у окна
И этой ночи влажное, сырое
Дыхание впиваешь?..Ты больна,
Дитя мое… засни, господь с тобою…
Твой мир заснул… и ты не спишь одна…
Твой мир… и что тебе за дело до иного?
Твой мир — Коломна, к празднику обнова,
17
Известный круг, (балки), порою офицер
Затянутый, самодовольно-ловкой…
Мечтай о нем… об этом, например,
С усами черными… займись обновкой…
Вот твой удел; цвет глаз твоих так сер,
Как небо Петербурга… Но головкой
Качаешь ты, упрямица, молчишь,
С досадой детской ножкой в пол стучишь.
18
Чего ж тебе?.. Ты точно хороша —
Утешься…Эти серенькие глазки
Темны, облиты влагой… в них душа
И жажда жизни светится. Но сказки
Пока тебе любовь и жизнь… Дыша
Прерывисто, желанья, грезы, ласки
Передаешь подушке ты одной…
Ты часто резвишься, котенок бедный мой!
19
Гони же прочь бессоницу, молю я:
Тебе вредна болезненная ночь,
Твои уста так жаждут поцелуя,
И грудь твоя колышется точь-в-точь,
Как сладострастная Нева…Тоскуя,
Ведь ты сама тоски не хочешь превозмочь.
Засни, засни… и так уж засверкали
Твои глаза холодным блеском стали.
20
Погибнешь ты… меж ночью и тобой
Родство необъяснимое заметно…
Забудь о нем… Удел прекрасен твой,
Со временем и он блеснет тебе приветно
В лице супруга с Анной, даже со звездой, —
Чего тебе… Но тщетно, тщетно, тщетно!
Погибла ты… и чей-то голос над тобой
Звучит архангела судебною трубой.
21
Не слышишь ты, но вся природа внемлет
Ему в забвении, как первая жена,
И чутким сном под этот голос дремлет.
Таинственного трепета полна,
Тоска ее глубокая объемлет…
Князь области воздушной, сатана,
В сей час терзается тоскою бесконечной
И говорит с своей ирониею вечной
(1)
«Мелеет он, Адамов род,
И чем быстрей бежит вперед,
Тем распложается сильней,
И с каждым шагом человек
Дробится мельче на людей.
Я жду давно — который век! —
Разбить запор тюрьмы моей,
Пробиться всюду и во всем
Всепожирающим огнем,
Проклятием, объявшим всех…
… … … … …
(2)
Был век великий, славный век,
Когда меня лицом к лицу
Почти увидел человек;
Мои страдания к концу,
Казалось близились… Во всем
Я разливаться начинал,
И вместе с чернью с торжеством
Дубов верхушки обрезал.
Мне надоело в них сиять
Лучами славы и борьбы,
Хоть было жалко обрезать
Те величавые дубы…
Я в них страдал, я в них любил,
И, как они же, полон был
Презренья к мелочи людской
И враждования с землей…
Мне стало жаль… мне гнусен стал
Пигмеев кровожадный пир…
Я с чернью пьянствовать устал
И заливать бес цели мир
Старинной кровью… Я узнал,
Что вечный рок сильней меня,
Что есть один еще оплот,
Что он созданье бережет
От разрушителя огня.
(3)
… … … … . .
(4)
Но близок час… огонь пробьет
Последний, слабый свой оплот,
И, между тем, меня печаль
Терзает, и тебя мне жаль…
Мне страшно грустен образ твой;
Тебя я с бешеной хулой
Влеку к паденью… чистота
Твоя исчезла, и бежит
С твоих ланит хранитель — стыд;
Не облит влагой тихий взор —
Холодным блеском светит он;
Вошла ты также с небом в спор;
Из груди также рвется стон
Проклятий гордых на судьбу.
Как я, отвергла ты закон,
Как я, забыла ты мольбу,
И скоро для обоих нас
Пробьет покоя вечный час…»
22
В таком ли точно тоне говорил
Князь области воздушной, я наверно
Сказать вам не могу: сатаниил —
Поэт не нам чета, и лишь примерно
Его любимый ритм я здесь употребил —
Ритм Байрона — хотя, быть может, скверно.
Не в этом дело, впрочем: смысл же слов,
Ручаюсь головою, был таков.
23
Любил не раз он — это вам известно —
По крайней мере, вам то Мейербер
И Лермонтов открыли — очень лестно
Для женщин это… надоел размер
Страстей обыкновенных им — и тесно
Им в узких рамках … … .
… … … … … .
… … … … … .
24
В наш век во вкусах странен Евин род;
Не красота, тем меньше добродетель,
Ни даже ум в соблазн его влечет:
К уродам страсть бывает… Не один свидетель
Тому найдется. Дьявольский расчет
И равнодушие (в глуши ль то будет, в свете ль)
С известной степенью цинизма — вот
Что нынче увлекает Евин род.
25
Жуанов и Ловласов племя ныне
Уж вывелось — героев больше нет;
Герой теперь сдал место героине,
И не Жуан — Жуана ныне свет
Дивит своим презрением к святыне
Любви и счастья, дерзостью побед…
Змеиной гибкостью души своей и стана,
Пантеры злостию — вперед, вперед, Жуана.
26
Вперед, Жуана… путь перед тобой
Лежит отныне ровный и свободный…
Иди наперекор себе самой
В очах с презрением и дерзостью холодной,
В страдающей груди с глубокою тоской,
Иди в свой путь, как бездна, неисходный,
Не знаешь ты, куда тот путь ведет, —
Но ты пошла — что б ни было — вперед!
27
Светлеет небо… близок час рассвета,
А все моя красотка у окна…
Склонившись головой, полураздета,
Полусидит, полулежит она,
Чего-то ждет… Но ожиданье это
Обмануто… Она тоски полна,
Вот-вот на глазках засверкают слезы,
Но нет… смежает сон их… Снова грезы…
28
И девочке все грезится о нем,
О ком и думать запретили б строго…
Герой ее танцклассам всем знаком,
Играет в карты, должен очень много…
С ним Даша часто видится тайком;
Он проезжает этою дорогой
В извозчичьей коляске на лихих,
Немного пьян, но вечно мимо них.
29
Андрей Петрович… но о нем потом…
Семнадцать лет моей шалунье было,
Родительский ей страшно скучен дом,
В ней сердце жизни да любви просило,
Рвалось на волю… Вечно мать с чулком,
Мораль с известной властию и силой;
Столоначальник, скучный, как жених,
Который никогда не ездит на лихих.
30
И в будущем все то же, вечно то же,
Все преферанс в копейку серебром,
Все так на настоящее похоже —
Так страшно глупо смотрит целый дом.
Нет, нет, не создана она, мой боже!
К тому, что многим кажется добром,
И не бывать ей верною подругой…
Притом уже она просвещена подругой.
31
От наставлений матушки не раз,
От этой жизни праздной и унылой
С подругою она тайком в танцкласс
Зимою ездила… Подруге было
Лет двадцать… Даже не в урочный час
Они домой являлись. Но сходило
Все это с рук. Умела веру дать
В сердечной простоте всему старушка мать.
32
Жених-столоначальник глуповато
Смотрел на все: он был совсем готовый муж,
Чуждался сильно всякого разврата,
Особенно карманного, к тому ж
Доверчивостью был он одарен богато,
Носил в себе одну из одаренных душ
И, несмотря на то, что родился в столице,
Невинностью подобен был девице.
33
Поутру, вставши, пил он скверный чай,
Смотрел в окно, погоду замечая,
И собирался к должности, там рай
И ад свой весь прескромно заключая.
Но пред уходом в свой обетованный край
Он в книжке отмечал, «что будет кушать чаю
Такой-то у него», и книжку клал;
Потом: «со сливками»- подумав, прибавлял.
34
Вы спросите: зачем? Уж я не знаю —
Есть разные привычки. Так текла
Вся жизнь его. Ему всех благ желаю —
Но страшно ведь глупа она была
Во все периоды: до и после чаю…
И Дашу бедную такая жизнь ждала,
Когда б так называемый злой гений
Ей не дал мук, желаний и волнений.
35
Пускай она заснула — в ней не спят
Безумные, тревожные волненья;
Уста полураскрытые дрожат,
Облиты глазки влагою томленья.
Что снится ей?.. Соблазна полные виденья
Над нею видимо летают и кружат…
А чей-то голос слышен из-за дали,
Исполненный таинственной печали.
Дитя мое! очей твоих
Так влажно-бархатен привет…
Не звездный свет сияет в них-
Кометы яркий свет…
Лукавой хитрости полна
Улыбка детская твоя,
И гибок стан твой, как волна…
И вся ты как змея.
Ты так светла, что не звездам
Спокойным вечно так сиять;
Ты так гибка, что разгадать
В тебе легко сестру змеям.
Дитя мое! так много их
По тверди неба голубой
Светил рассыпано благих, —
О, будь кометой роковой!
И дольний мир — ваш мир земной —
Богат стадами душ простых…
В нем много добрых, мало злых, —
О, будь же, будь змеей!
36
Тот голос был ли внятен ей?.. Она
Едва ль могла понять слова такие
Мудреные, хоть и весьма простые.
Прочла она в свой век Карамзина
Две повести, да две Марлинского другие
(«Фрегат «Надежда»», помнится была
Одна из них). Отборно объясняться
Привыкла потому — я должен вам признаться.
37
Но странно, что ее тревожил сон
Не Гремин с пламенной душою и с усами…
Ее герой усами не снабжен —
Он, вероятно, сталкивался с вами,
Читатель мой, быть может, часто. Он
Играет, я сказал; со многими домами
Знаком поэтому; ни дурен, ни хорош
Собой особенно — на всех людей похож.
38
Чиновник он — и жить не мог иначе,
Москвич — но с Петербургом ужился,
Привык зимой к театру, летом к даче,
Хоть молод, но серьезно занялся
Устройством дел карманных и тем паче
Служебных: рано он за ум взялся,
Как истый петербуржец. Был ласкаем
Почтенными людьми и всеми уважаем.
39
Играл же он, во-первых, потому,
Что этим путь в дома чиновьической знати
Открыл себе свободный — хоть в палате
Служил какой-то… а притом ему,
Как, верно, русскому не одному,
Разгул по сердцу был — а здесь и кстати.
Играл он ловко, нараспашку жил
И репутацию с тем вместе заслужил.
40
На женщин он смотрел с полупрезреньем,
От добродетельных чиновниц прочь
Бежал всегда… Искать любви терпеньем
Ему казалось глупо и невмочь,
В чем был он прав… Свободным наслажденьям
Любил он посвящать гораздо лучше ночь.
Он был герой, и даже очень пылкой,
В танцклассе и с друзьями за бутылкой.
41
И там-то Даша встретилася с ним.
Он был хорош, особенно вполпьяна;
В минуту эту мог он быть любим;
Разочарован был, казалось, очень рано,
Безумствовал. Чем не герой романа,
Особенно когда другого нет?
Ведь было ей всего семнадцать лет.
42
Он дерзостью какой-то начал с нею.
Она краснела, хоть не поняла…
Переглянувшись с менторшей своею,
Ему на польку руку подала.
И улыбнулася ему, злодею…
Потом уж с ним шампанское пила
И глупости девчонка лепетала,
Хоть вся, как лист, от страха трепетала.
43
А стоил ли он трепета любви? —
Другой вопрос… Не в этом, впрочем, дело,
Он был любим… Увы! в твоей крови,
Дитя мое, страсть бешенно кипела,
Рвалась наружу… а глаза твои
Сияли слишком ярко, хоть несмело,
Стыдливо опускались… ты была в огне…
Пусть судит свет — судить тебя не мне!
44
А свет свершит свой строго-неизбежный
И, может быть, свой справедливый суд,
И над твоей головкою мятежной,
Быть может многие теперь произнесут
Свой приговор бесстрастный и безгрешный;
Быть может, камень многие возьмут,
И в том сама виновна ты, конечно…
Ты жизни придалась безумно и беспечно.
45
А впрочем, что ж? Да разве ты одна
Осуждена толпой безгрешной и бесстрастной
За то, что ты, как женщина, страстна?
Утешься — и не в этом твой ужасный
Удел, дитя мое… Иное ты должна
Узнать еще… Покамест, сладостно
Раскинувшись… ты грезам предана…
46
Но вот она проснулась… С Офицерской
Коляска мчится… точно, это он,
Кому от матушки иного нет, как «мерзкой»,
Названия… Завоеватель дерзкой,
Он, как всегда, разгулен и хмелен…
Его немножко клонит даже сон…
Но, не менее, зевая, он выходит
Из экипажа — и к окну подходит.
47
Зевая — правду вам, читатель мой,
Я говорить обязан, — да-с, зевая,
«Здорово!» он сказал ей… На какой
Привет что отвечать, почти не зная,
Она «здорово!» с странною тоской
Сказала также… Он, не замечая,
С ней начал говорить о том, как он играл
И как на рысака пари держал.
48
И Даша молча слушала… И в очи
Ему смотрела робко… чуть дыша…
При тусклом свете петербургской ночи
Она была как чудно хороша…
Собой владеть ей не хватало мочи,
Из груди вон просилась в ней душа;
Болезненно и сладостно тоскуя…
Уста ее просили поцелуя…
49
И вот в окошко свесилась она
И обвила его прозрачными руками,
И, трепета безумного полна,
К его устам прижалася устами…
И в полусонных глазках так видна
Вся страсть ее была… что, небесами
Клянусь, я отдал бы прохладу светлых струй,
Как некогда поэт за светлый поцелуй.
50
О поцелуй!… тебя давно не пели
Поэты наши… Злобой и тоской
Железные стихи их нам звенели —
Но стих давно уж не звучал тобой…
На божий мир так сумрачно глядели
Избранники, нам данные судьбой,
И Лермонтов и Гоголь… так уныло,
Так без тебя нам пусто в мире было!
51
Мы знали все — я первый, каюсь, знал
Безумство влажного вакханок поцелуя…
И за него я душу отдавал,
Томилась жаждой… Но иной люблю я,
Иной я поцелуй теперь припоминал…
То первый поцелуй, упругий, острый, жгучий,
Как молния, прорезавшая тучи.
52
Как молния, по телу он бежит
Струею сладкого, тревожного томленья…
Как детский сон, он быстро пролетит —
Похищенный украдкой… Но волненья,
Оставленного им, — ничто не заменит,
Но рад бы каждый, хоть ценой спасенья…
Так робко, нежно, девственно опять
Тот поцелуй с упругих уст сорвать.
53
О Р»омео и Юлия! Вы были
Так молоды, так чисты: целый мир
Вы в поцелуе первом позабыли…
За что же вас и люди, и Шекспир,
Насмешник старый, злобно так сгубили
За этот поцелуй?.. Безжалостный вампир
Был автор ваш… наполнил вас любовью,
Чтобы вкусней упиться вашей кровью.
54
О Ромео и Юлия!.. Не раз
Ночь, ночь Италии, я вижу пред собою,
Лимонов запах слышу, вижу вас
Под тенью их стыдливою четою,
Увлажненных безумной, молодою,
На все готовой страстью… Божий мир
Благословлял вас… дьявол был Шекспир!
55
Вот поцелуй куда красотки нашей
Завел меня… Что делать? виноват,
И каюсь в том: быть может, слишком Дашей
Я занимаюсь… Но часы летят,
И веет утром… Тот, кто полной чашей
Любви блаженство пьет, едва ли утру рад…
Его наивно Даша проклинала, —
Со мною, с вами Это же бывало.
56
Андрей Петрович был, напротив, рад
Успокоению от жизненных волнений;
Любил он крепко стеганный халат
И сладкий сон без всяких сновидений…
Они проснулись… Сел он — быстро мчат
Его лихие кони… и мгновений
Любви не жаль ему… Но думал он о чем
Дорогою — узнаете потом.
57
Она же долго вдаль с тоской глядела,
Потом окно закрыла и легла,
Всё думала, и хоть заснуть хотела,
Но и заснуть бедняжка не могла…
Уж солнце встало… Ложками гремела
Старушка мать, и к ней потом вошла,
Неся с собой свой кофе свой кофе неизбежный
Да вечную мораль родительницы нежной.
58
И снова день, бесплодно-глупый день
С уборкою того, что убирать не надо,
И с вечной пустотой, которой лень
И праздность жизни прикрывать так рада
Была старушка… Вновь ночную тень
Зовет моя красотка… Хуже ада
Такая жизнь… со сплетнями, с чулком,
И с кофеем, и с глупым женихом.