Стихи Тарковского Арсения

Передо мною плаха На площади встает, Червонная рубаха Забыться не дает. По лугу волю славить С косой

Мы крепко связаны разладом, Столетья нас не развели. Я волхв, ты волк, мы где-то рядом В текучем словаре земли.

Хорошо мне в теплушке, Тут бы век вековать,— Сумка вместо подушки, И на дождь наплевать. Мне бы ехать

Еще в ушах стоит и звон и гром, У, как трезвонил вагоновожатый! Туда ходил трамвай, и там была Неспешная

Когда я вечную разлуку Хлебну, как ледяную ртуть, Не уходи, но дай мне руку И проводи в последний путь.

Я человек, я посредине мира, За мною — мириады инфузорий, Передо мною мириады звезд. Я между ними лег

С протяжным шорохом под мост уходит крига — Зимы-гадальщицы захватанная книга, Вся в птичьих литерах

И это снилось мне, и это снится мне, И это мне еще когда-нибудь приснится, И повторится все, и все довоплотится

Стол повернули к свету. Я лежал Вниз головой, как мясо на весах, Душа моя на нитке колотилась, И видел

Я тень из тех теней, которые, однажды Испив земной воды, не утолили жажды И возвращаются на свой тернистый

Зелёные рощи, зелёные рощи, Вы горькие правнуки древних лесов, Я — брат ваш, лишенный наследственной

Она: Что всю ночь не спишь, прохожий, Что бредешь — не добредешь, Говоришь одно и то же, Спать ребенку не даешь?

Вытрет губы, наденет шинель, И, не глядя, жену поцелует. А на улице ветер лютует, Он из сердца повыдует хмель.

Какое счастье у меня украли! Когда бы пришла в тот страшный год, В орлянку бы тебя не проиграли, Души

Иван до войны проходил у ручья, Где выросла ива неведомо чья. Не знали, зачем на ручей налегла, А это

Марине Г. Дорога ведет под обрыв, Где стала трава на колени И призраки диких олив, На камни рога положив

Друг, за чашу благодарствуй, Небо я держу в руке, Горный воздух государства Пью на Цейском леднике.

За то, что на свете я жил неумело, За то, что не кривдой служил я тебе, За то, что имел небессмертное

По такому белому снегу Белый ангел альфу-омегу Мог бы крыльями написать И лебяжью смертную негу Ниспослать

Кто может умереть — умрет, Кто выживет — бессмертен будет, Пойдет греметь из рода в род, Его и правнук

Ты, что бабочкой черной и белой, Не по-нашему дико и смело, И в мое залетела жилье, Не колдуй надо мною

Был первый снег, как первый смех И первые шаги ребенка. Глядишь — он выровнен, как мех, На елках, на

I Чем глуше крови страстный ропот И верный кров тебе нужней, Тем больше ценишь трезвый опыт Спокойной

Пусть роют щели хоть под воскресенье. В моих руках надежда на спасенье. Как я хотел вернуться в до-войны

Я так давно родился, Что слышу иногда, Как надо мной проходит Студеная вода. А я лежу на дне речном

До сих пор мне было невдомек — Для чего мне звездный каталог? В каталоге десять миллионов Номеров небесных

Я жизнь люблю и умереть боюсь. Взглянули бы, как я под током бьюсь И гнусь, как язь в руках у рыболова

Просыпается тело, Напрягается слух. Ночь дошла до предела, Крикнул третий петух. Сел старик на кровати

Я боюсь, что слишком поздно Стало сниться счастье мне. Я боюсь, что слишком поздно Потянулся я к беззвездной

Я не буду спать Ночью новогодней, Новую тетрадь Я начну сегодня. Ради смысла дат И преображенья С головы

Ночью медленно время идёт, Завершается год високосный. Чуют жилами старые сосны Вешних смол коченеющий лёд.

Я учился траве, раскрывая тетрадь, И трава начинала, как флейта, звучать. Я ловил соответствие звука

В последний месяц осени, на склоне Суровой жизни, Исполненный печали, я вошел В безлиственный и безымянный лес.

Куда меня ведет подруга — Моя судьба, моя судьба? Бредем, теряя кромку круга И спотыкаясь о гроба.

Мне другие мерещятся тени, Мне другая поет нищета. Переплетчик забыл о шагрени, И красильщик не красит

Пускай меня простит Винсент Ван-Гог За то, что я помочь ему не мог, За то, что я травы ему под ноги Не

Все кончается, как по звонку, На убогой театральной сцене Дранкой вверх несут мою тоску — Душные лиловые сирени.

Дом без жильцов заснул и снов не видит. Его душа, безгрешна и пуста, В себя глядит закрытыми глазами

Взглянул я на руки свои Внимательно, как на чужие: Какие они корневые — Из крепкой рабочей семьи.

Где черный ветер, как налетчик, Поет на языке блатном, Проходит путевой обходчик, Во всей степи один с огнем.

На длинных нерусских ногах Стоит, улыбаясь некстати, А шерсть у него на боках Как вата в столетнем халате.

И я ниоткуда Пришел расколоть Единое чудо На душу и плоть, Державу природы Я должен рассечь На песню

Камень лежит у жасмина. Под этим камнем клад. Отец стоит на дорожке. Белый-белый день. В цвету серебристый

Не высоко я ставлю силу эту: И зяблики поют. Но почему С рифмовником бродить по белу свету Наперекор

А все-таки я не истец, Меня и на земле кормили: — Налей ему прокисших щец, Остатки на помойку вылей.

Летайте, ласточки, но в клювы не берите Ни пилки, ни сверла, не делайте открытий, Не подражайте нам;

Ломали старый деревянный дом. Уехали жильцы со всем добром — С диванами, кастрюлями, цветами, Косыми

Меркнет зрение — сила моя, Два незримых алмазных копья; Глохнет слух, полный давнего грома И дыхания

Хорош ли праздник мой, малиновый иль серый, Но все мне кажется, что розы на окне, И не признательность

Зимний Германн поставил Жизнь на карту свою,— Мы играем без правил, Как в неравном бою. Тридцать первого