Стихи Тарковского Арсения

Просыпается тело, Напрягается слух. Ночь дошла до предела, Крикнул третий петух. Сел старик на кровати

Я боюсь, что слишком поздно Стало сниться счастье мне. Я боюсь, что слишком поздно Потянулся я к беззвездной

Я не буду спать Ночью новогодней, Новую тетрадь Я начну сегодня. Ради смысла дат И преображенья С головы

Ночью медленно время идёт, Завершается год високосный. Чуют жилами старые сосны Вешних смол коченеющий лёд.

Я учился траве, раскрывая тетрадь, И трава начинала, как флейта, звучать. Я ловил соответствие звука

В последний месяц осени, на склоне Суровой жизни, Исполненный печали, я вошел В безлиственный и безымянный лес.

Куда меня ведет подруга — Моя судьба, моя судьба? Бредем, теряя кромку круга И спотыкаясь о гроба.

Мне другие мерещятся тени, Мне другая поет нищета. Переплетчик забыл о шагрени, И красильщик не красит

Пускай меня простит Винсент Ван-Гог За то, что я помочь ему не мог, За то, что я травы ему под ноги Не

Все кончается, как по звонку, На убогой театральной сцене Дранкой вверх несут мою тоску — Душные лиловые сирени.

Дом без жильцов заснул и снов не видит. Его душа, безгрешна и пуста, В себя глядит закрытыми глазами

Взглянул я на руки свои Внимательно, как на чужие: Какие они корневые — Из крепкой рабочей семьи.

Где черный ветер, как налетчик, Поет на языке блатном, Проходит путевой обходчик, Во всей степи один с огнем.

На длинных нерусских ногах Стоит, улыбаясь некстати, А шерсть у него на боках Как вата в столетнем халате.

И я ниоткуда Пришел расколоть Единое чудо На душу и плоть, Державу природы Я должен рассечь На песню

Камень лежит у жасмина. Под этим камнем клад. Отец стоит на дорожке. Белый-белый день. В цвету серебристый

Не высоко я ставлю силу эту: И зяблики поют. Но почему С рифмовником бродить по белу свету Наперекор

А все-таки я не истец, Меня и на земле кормили: — Налей ему прокисших щец, Остатки на помойку вылей.

Летайте, ласточки, но в клювы не берите Ни пилки, ни сверла, не делайте открытий, Не подражайте нам;

Ломали старый деревянный дом. Уехали жильцы со всем добром — С диванами, кастрюлями, цветами, Косыми

Меркнет зрение — сила моя, Два незримых алмазных копья; Глохнет слух, полный давнего грома И дыхания

Хорош ли праздник мой, малиновый иль серый, Но все мне кажется, что розы на окне, И не признательность

Зимний Германн поставил Жизнь на карту свою,— Мы играем без правил, Как в неравном бою. Тридцать первого

Наверчены звездные линии На северном полюсе мира, И прямоугольная, синяя В окно мое вдвинута лира.

Мне бы только теперь до конца не раскрытья, Не раздать бы всего, что напело мне птица, Белый день наболтал

Я кончил книгу и поставил точку И рукопись перечитать не мог. Судьба моя сгорела между строк, Пока душа

Если б, как прежде, я был горделив, Я бы оставил тебя навсегда; Все, с чем расстаться нельзя ни за что

В снегу, под небом синим, а меж ветвей — зеленым, Стояли мы и ждали подарка на дорожке. Синицы полетели

Мне опостылели слова, слова, слова, Я больше не могу превозносить права На речь разумную, когда всю ночь