Стихи Ахмадулиной Беллы

Хочу я быть невестой, красивой, завитой, под белою навесной застенчивой фатой. Чтоб вздрагивали руки

А напоследок я скажу: прощай, любить не обязуйся. С ума схожу. Иль восхожу к высокой степени безумства.

Не уделяй мне много времени, вопросов мне не задавай. Глазами добрыми и верными руки моей не задевай.

Из глубины моих невзгод молюсь о милом человеке. Пусть будет счастлив в этот год, и в следующий, и вовеки.

1 Со мной с утра не расставался Дождь. — О, отвяжись! — я говорила грубо. Он отступал, но преданно и

Дождь в лицо и ключицы, и над мачтами гром. Ты со мной приключился, словно шторм с кораблем.

Я думала, что ты мой враг, что ты беда моя тяжелая, а вышло так: ты просто враль, и вся игра твоя — дешевая.

По улице моей который год звучат шаги — мои друзья уходят. Друзей моих медлительный уход той темноте

О, мой застенчивый герой, ты ловко избежал позора. Как долго я играла роль, не опираясь на партнера!

В тот месяц май, в тот месяц мой во мне была такая легкость, и, расстилаясь над землей, влекла меня погоды летность.

За листом твоим, листом дорогим, не угнаться — он летит по воде и по суше. Так и сердце его: другим

О, как дожди в то лето лили! А я бежал от нас двоих. Я помню мертвенные лики старух молящихся, до них

Пришла и говорю: как нынешнему снегу легко лететь с небес в угоду февралю, так мне в угоду вам легко

Там в море паруса плутали, и, непричастные жаре, медлительно цвели платаны и осыпались в ноябре.

Зима на юге. Далеко зашло ее вниманье к моему побегу. Мне — поделом. Но югу-то за что? Он слишком юн

Когда я целую тебя, ты на цыпочки привстаешь, — ты едва до меня достаешь, когда я целую тебя… Как я мало

Я, как Шекспир, доверюсь монологу в честь раковины, найденной в земле. Ты послужила морю молодому, теперь

Завиден мне полет твоих колес, о мотороллер розового цвета! Слежу за ним, не унимая слез, что льют без

О бабочек взлеты и слеты! Может быть, я ошибаюсь. То слезы, но добрые слезы. Я плачу и улыбаюсь.

Вот кабинет, в котором больше нет Хозяина, но есть его портрет. И мне велит судьбы неотвратимость Сквозь

Прохожий, мальчик, что ты? Мимо иди и не смотри мне вслед. Мной тот любим, кем я любима! К тому же знай

…В этом мире, где осень, где розовы детские лица, где слова суеты одинокой душе тяжелы, кто-то есть…

Я, как к женщинам, шел к городам. Города, был обласкан я вами. Но когда я любил Амстердам, в Амстердаме

Он и она Каков? — Таков: как в Африке, курчав и рус, как здесь, где вы и я, где север. Когда влюблен

О, как люблю я пребыванье рук в блаженстве той свободы пустяковой, когда былой уже закончен труд и —

Прекрасной медленной дорогой иду в Алекино (оно зовет себя: Алекин(), и дух мой, мерный и здоровый, мне

Как холодна змея, красива, когда черты ее видны. Все крапинки ее курсива так четко распределены.

Деревья гор, я поздравляю вас: младенчество листвы — вот ваша прибыль, вас, девушки, затеявшие вальс

Сад еще не облетал, только береза желтела. «Вот уж и август настал», — я написать захотела.

О, пусть ласточки обрадуют нас вестью о появлении первых роз. Пусть мотылек поцелуется с яблоневой ветвью

Я крепко спал при дереве в окне и знал, что тень его дрожащей ветви — и есть мой сон. Поверх тебя во

Я думала в уютный час дождя: а вдруг и впрямь, по логике наитья, заведомо безнравственно дитя, рожденное

Тот снег — в ожидании нового снега, скажу лишь о нем, остальное я скрою. И прошлой зимой длилось действие

Как сверкают и брызгают капли! По Москве мое тело бредет. А душа моя — в Картли. О, в Картли, Одинокая

Октябрь. Зимы и лета перепалка. Как старый фолиант без переплета- потрепанная ветром ветхость парка.

Что за мгновенье! Родное дитя дальше от сердца, чем этот обычай: красться к столу сквозь чащобу житья

Твоим вершинам, белым и синим, Дарьялу и Тереку, рекам твоим, твоим джигитам, статным и сильным, а также

Он безмолвствует, спит на крышах, но вот он гудеть начинает, и тогда на зеленых крыльях поднимаются к

Я, как гора, угрюм. А ты горда, как город, превзошедший города красой и славой, светом и стеклом.

Рисую женщину в лиловом. Какое благо — рисовать и не уметь? А ту тетрадь с полузабытым полусловом я выброшу!

Вот паруса живая тень зрачок прозревший осеняет, и звон стоит, и зимний день крахмалом праздничным сияет.

Ты увидел? Заметил? Вгляделся? В мире-прятанье, поиск, игра: улепетывать с резвостью детства, притаиться

Зачем? — да так, как входят в глушь осин, для тишины и праздности гулянья, — не ведая корысти и желанья

Так ощутима эта нежность, вещественных полна примет. И нежность обретает внешность и воплощается в предмет.

Сны о Грузии — вот радость! И под утро так чиста виноградовая сладость, осенявшая уста. Ни о чем я не

О жест зимы ко мне, холодный и прилежный. Да, что-то есть в зиме от медицины нежной. Иначе как же вдруг

Февраль — любовь и гнев погоды. И, странно воссияв окрест, великим севером природы очнулась скудость

Объятье — вот занятье и досуг. В семь дней иссякла маленькая вечность. Изгиб дороги — и разъятье рук.

Было темно. Я вгляделся: лишь это и было. Зримым отсутствием неба я счел бы незримость небес, если бы

Вот звук дождя как будто звук домбры, — так тренькает, так ударяет в зданья. Прохожему на площади Восстанья